Шрифт:
– Бухать в одиночестве, это как срать в компании, – проговорил Женя, угрюмо уставившись на графин.
– Вон там, за твоей спиной, – я указал назад, намекая на гостей ресторана, – полно пьяного народу. Считай, приобщишься к ним.
– Ай… Да и так сойдет. Уж в Афгане я в компаниях срать привык. Значит, и выпить одному не зазорно.
Женя налил себе, опрокинул. Занюхал рукавом формы.
– Это ты лихо выдал со сцены, – скривившись, хрипловато проговорил он. – Я б так не смог.
– Сказал, что думал.
– Да знаю.
Женя почти сразу налил вторую. Опрокинул еще раз.
– Слушай, Жек, – начал я, помолчав немного. – Вопрос у меня к тебе есть. Между нами.
– Ну? – Женя достал откуда-то краюшку хлеба, стал жевать.
– Это ты чего, хлеб в карманах носишь?
– Привычка.
– Что-то я за тобой такой не замечал.
– Знаю. Тоже после армии. Жрать вечно там хотелось. Причем всем. Вот и выучился хапать, что б желудок к хребту не лип. Ну и носить так, чтобы лишнего внимания не привлекать. Пока зал обходил, припрятал кусочек горбушки. Эти там не обеднеют.
– Принесу тебе какой-нибудь закуси. Но сначала поговорим.
– Ага, давай.
– Американец, Нойзман этот, он кое-что говорил мне. Говорил, что немало про меня знает. Что есть у него среди наших подвязки.
– И? – Нахмурился Корзун.
– Кто-то сливает ему информацию про меня. Кто-то близкий. Нойзман говорил мне такое, что мало кто может знать.
Женя потемнел лицом. Даже хлеб перестал жевать, глянул на меня с каким-то недоумением.
– Ты это о чем, Витя? – Спросил он мрачно.
Глава 4
– Ты думаешь, что среди наших крыса затесалась? – Лицо Жени тронуло настоящее угрюмое изумление. Он нахмурил брови. – Витя… Ты чего?..
– Он заявил это сам. Мне в лицо, – проговорил я. – Американская мразь знает, на что давить. Знает, как вывести из равновесия любого. Даже со мной у него это почти получилось.
– Ты подозреваешь меня, Фиму или Степаныча в том, что мы работаем с этим твоим Нойзманом, – Женя покачал головой. – Да я ушам своим не верю. Витя, мож тебе это в коме приснилось?
– Нет, Женя, – я вздохнул. – Я бы хотел, что б приснилось. Но, к сожалению, нет.
– Тогда он просто тебе набрехал. На понт взял. Вот и все. Ты знаешь, что я, Фима, Степаныч, ты – мы друг за друга умрем, если надо будет. Я тогда, на свадьбе, не думал ни секунды, когда открыл огонь по бандитам. Я тогда уже с жизнью распрощался. Я знаю, что ты, если вдруг придется, для меня то же самое сделаешь. Вообще не сомневаюсь в этом. А тут, выходит, что ты меня подозреваешь?!
– Я помню, Женя, что ты рисковал, – сказал я ровным тоном. – Не кричи. И в том, что я за тебя умру, тоже прав. Я не подозреваю тебя. Потому и решил поговорить.
Женя горько вздохнул, опустил голову. Взяв графин, глотнул с горла. Скривился от неприятного вкуса водки.
– Я просто поверить не могу, что ты заводишь со мной такие разговоры, Витя.
– Женя, – глянул я на него серьезно. – Я сам поверить не могу, что говорю об этом. Но факт остается фактом. Кто-то сливает ему инфу.
– Говорю же! Он врал! Наплел тебе в три короба!
– Нет, – покачал я головой. – Он каким-то образом хорошо меня узнал. Я уверен, что Американец не врет.
– Почему ты так думаешь, Витя?
Я поднялся.
– Почему ты так уверен? – Повторил Женя, глядя на меня снизу вверх.
– Я не могу изменить мир. Не могу поправить то, что твориться в стране. Но могу сделать лучше мир вокруг себя. Сделать его безопасным для тех, кто мне дорог.
– Я помню эти твои слова, – проговорил понуро Женя.
– А ведь я мало кому говорю об этом. Мало с кем обнажаю душу.
– И это знаю.
– Нойзман тоже знает. Все знает. Он ударил по мне моими же словами, Женя. Этими самыми словами. И, признаюсь, поразил. Говорю же, он знал, на что давить.
Женя сглотнул.
– Ты же не веришь этой падле, Витя? Не веришь, что кто-то из наших стучит ему на тебя?
– Я стараюсь не верить. Но факты говорят об обратном.
Женя тяжело засопел.
– Но будь уверен, кто бы это ни был, я выведу его на чистую воду. Все. Этот разговор был только между нами. Не говори об этом Степанычу и Фиме.
– У нас никогда не было таких секретов друг от друга, – покачал Женя головой.
– Знаю. Прошу, не говори. Пока что. Я во всем разберусь.