Шрифт:
Бриггер поджал губы и соединил подушечки пальцев.
– Некоторые старшие жрецы прекрасно осведомлены об этой проблеме.
– Но я в их число не вхожу? – вспыхнул Бенедикт.
– Не входишь, – кивнул старик. – По подобным случаям созывается специальная комиссия, состоящая из старших жрецов крупных отделений Культа…
– … вроде Хоттмарского…
– … с большим опытом…
– … вроде моего…
– … и меньше занятых в оперативной работе, Бенедикт, – стерпев то, что его неоднократно перебили, закончил Бриггер.
На несколько мгновений кабинет погрузился в звенящую тишину. Бенедикту казалось, что его бешено колотящееся сердце, каждый удар которого отдавался в висках, слышат все присутствующие.
– Я тебя правильно понял: ты не говорил мне, потому что не хотел, чтобы я осторожничал на оперативной работе? – с трудом сохраняя голос ровным, спросил он.
Взгляд тусклых глаз Карла Бриггера сделался холодным и колким.
– Я не говорил тебе, потому что не видел в этом смысла. Что бы изменилось, знай ты об этих редких случаях, Бенедикт? – с нажимом на слово «редких» спросил он. – Позволь предположить: твое возросшее с годами чувство справедливости заставило бы тебя разнести эту тревожную весть по всей Арреде, причем не только среди жрецов Культа. В итоге данталли стали бы предметом всепоглощающего ужаса – даже у мирного населения, и пользы от этого не было бы никакой. Это притом, что сам ты вряд ли бы всерьез осторожничал. Напротив, я уверен, ты бросался бы на охоту с еще большим рвением, потому что смерти ты никогда не боялся, и те, кто следуют за тобой, тоже не боятся ее.
От негодования на щеках Бенедикта проступили красные пятна.
– То есть, ты считаешь меня обычным фанатиком с факелом наперевес?
– Нет, Бенедикт, я считаю тебя опаснейшим из таких фанатиков, потому что за тобой готова следовать толпа. Ты способен пойти на любой риск. Ты выбиваешь из данталли и их пособников всю возможную информацию на допросах, в этом тебе нет равных, и именно поэтому я не ставил тебя в известность. Подумай: вот теперь ты знаешь о прорывах наверняка, знаешь, что они случаются. Что изменилось? – Бриггер сочувственно качнул головой. – Хочешь сказать, ты теперь оставишь попытки добраться до того данталли, с которым столкнулся в Олсаде из осторожности?
Бенедикт устало опустился обратно в кресло, потерев занывшие виски. Он почувствовал себя постаревшим, и боялся, что вот-вот лишится чувств.
– Вот видишь? Что и требовалось доказать, – снисходительно улыбнулся Бриггер. – Я вижу, как ты расстроен, Бенедикт. Но спешу напомнить тебе: твоя неосведомленность нисколько не умаляла твоей важности для Красного Культа все это время. Ты фактически незаменим, ты – самый известный жрец на Арреде, ты прирожденный лидер, но ты…
– … расходный материал, как и мы все, – тихо закончил за него Киллиан.
Бриггер поморщился и посмотрел на него осуждающе.
– Этого я не говорил. – Несмотря на напускную строгость, эти слова звучали как попытка оправдаться.
– Даже если б вы сказали это мягче, сути бы это не изменило, разве нет? – парировал Киллиан с абсолютно невозмутимым выражением лица. Бенедикт многозначительно посмотрел на него, но тот предпочел это проигнорировать.
– Почтения к старшим тебе жрец Леон так и не привил, юноша, – недовольно хмыкнул старик.
– Сейчас уровень моего почтения к старшим соответствует ситуации.
– Двадцать четыре года… – едва слышно произнес Бенедикт, не позволив главе Культа продолжить спор с молодым жрецом.
– Прости? – переспросил Бриггер.
– Двадцать четыре года, Карл! Вот сколько лет я отдал службе, лишь чудом минуя опасность нарваться на такого данталли! И ладно бы я подвергал этому риску себя одного, так ведь нет – за мной, как ты и сам отмечаешь, шли люди, которые были уверены в моих знаниях, в моей осведомленности…
– Брось, Бенедикт, – усмехнулся Бриггер. – Ты всерьез переживаешь за свой авторитет в глазах команды? Они с тобой уже много лет. Новость о твоей неосведомленности их преданность не подорвет.
– И много еще таких сведений, о которых я понятия не имею?
Бриггер посуровел и покачал головой.
– На этот вопрос я не стану отвечать, и ты прекрасно знаешь, почему, – сказал он. Заметив, что Бенедикт вновь собирается обрушить на него поток негодования, он остановил его жестом. – Послушай, я понимаю, что сейчас ты собираешься вывалить на меня кучу претензий и обвинений. Что ж, я принимаю их. Теперь мы можем созвать комиссию, которая заставит меня уйти с поста. Можем разругаться. Можем повоевать, но на деле ты понимаешь, что я нужен тебе для поддержки и продвижения твоих нововведений, а ты нужен мне как лучший палач. В свете этого мораль нашего разговора сводится к одному простому выводу: теперь ты обладаешь желаемой информацией, и на этом – точка. Больше ничего от этого не изменится.
– Изменится, – возразил Бенедикт. – Мне кажется, ты и сам не до конца понимаешь, какую опасность несет в себе эта информация. Пренебрежительное отношение к ней может стоить жизни множеству людей, и сейчас я говорю не только об опасности для жрецов. Я говорю об опасности в мировом масштабе, Карл.
– Во имя богов, не сгущай краски! – закатил глаза Бриггер.
– Это сделал Мальстен Ормонт. – Слова, напоминающие приговор, прогрохотали в кабинете главы Культа подобно грому. Старик побледнел и недоуменно вытаращился на Бенедикта. Тот выдержал достаточно долгую паузу, чтобы Бриггер успел осознать услышанное, и продолжил: – Там, в Олсаде, анкордский кукловод убил пятнадцать человек, прорвавшись сквозь красное. И не в панике и отчаянии, а с холодной головой. Он сделал это играючи, Карл. Так, будто проворачивал такое не раз и не два. А теперь давай еще раз поговорим о «пустяках».