Шрифт:
— Дочь, что случилось?
— Ничего. Я иду собирать вещи. Пусть это будет Швейцария.
Хочу уйти, папа не отпускает.
— Аринка... он же теперь будет доказывать, что держит слово!
Пожимаю плечами.
— Придумай что-нибудь, па. Это же твой друг. Скажи ему... Скажи, что он слишком старый для меня.
И почти бегом отправляюсь к себе.
Глава 17
Демид
— Ты охуел, Глеб? Тебе жить надоело? — трясу идиота так, что у него голова болтается. — Скажи прямо: да, Демид, я охуел, сошел с ума, слетел с катушек.
— Да что с тобой творится в последнее время, Дема? — психует Покровский, отрывая от себя мои руки. — Что ты на всех кидаешься? У тебя недотрах?
Не «недо», а вообще «не». После дочки твоей. Минет по-быстрому от Алиски не в счет.
Но сегодня я здесь не из-за Арины, с ней потом разбираться будем. Сейчас я приехал убедить Глеба отказаться от тендера.
— Послушай, Глеб, не лезь туда, прошу, — стараюсь взять себя в руки. От того, что я буду орать и материться, Покровский вряд ли станет покладистее. — Откажись от тендера. Заплатим неустойку, поверь, это лучший выход...
— Скажи честно, ты ебнулся, Дем? — друг смотрит недоверчиво как на дурачка.
— Нет, Глебчик, нет, — упираюсь руками в подоконник, — я как раз нормальный. А вот что с тобой происходит в последнее время, куда тебя несет, вопрос. Ты знаешь, кто за всем этим стоит?
— Знаю, — спокойно отвечает Глеб, и меня бросает в холодный пот.
Он правда знает. Я надеялся, что друг услышит эту фамилию, бросит все, наплюет на тендер, и я наконец-то вздохну спокойно.
А он, блядь, знает...
— Глеб, — пытаюсь достучаться, — с ним никто не хочет иметь дело. Он редкий гондон. Если попадет, всех подставит, а сам из воды сухим выйдет. За ним структура, Глеб, они его прикроют. А кто прикроет тебя?
— Исмаилов, — друг говорит и сам себе не верит.
— Я уже поржал, да, — киваю. — Теперь давай серьезно. Они в связке, там рука руку моет. Если думаешь, что Исмаилов за тебя впишется, то нет.
— А теперь ты меня послушай, Демид, — его глаза опасно сверкают, — я уже взрослый мальчик. И не нуждаюсь в твоих поучениях. Я денег хочу, много. У меня появился шанс заработать просто овердохуя. Проебусь, значит сам и отвечу. К тебе не прибегу.
— Ладно, хочешь, экспериментируй, мне похер, — меня трясет от бессилия и злости, — но ты про дочку подумал?
— Не смей даже заикаться о моей дочке, — жестко отвечает Покровский, — не смей, Демид.
— Не дождешься. Я женюсь на Арине. И не надо мне факи под нос совать, — предупреждаю заранее, — я уже подписался.
— Забудь, — Глеб выпрямляется и смотрит, сузив зрачки, — вот просто блядь забудь про мою дочь.
— Это мы с ней решать будем, — тоже выпрямляюсь и прячу руки в карманы.
— Она уже решила. Сказала, ты для нее старый.
— Ничего. Помолодею, значит.
— Дем, не беси.
— А ты не суйся.
— Ты, Ольшанский, дочкой моей не прикрывайся. Думаешь, я не знаю, что мне в спину Айдаровы дышат? Выслуживаешься перед родственничками, дорогу им расчищаешь? Надеешься, что они тебя признают, братом назовут?
— Ты блядь сейчас договоришься...
Мы стоим друг напротив друга, сжав кулаки, и это уже не простая перебранка. Я его сейчас реально готов разорвать.
— Знаешь куда бить, молодец, — воздух со свистом вырывается сквозь сжатые зубы. — Кому еще знать, как не лучшему другу?
— Прости, я не хотел, — Глеб понимает, что перебрал, отводит глаза.
— Ничего, — провожу рукой по волосам, ослабляю галстук, который внезапно превращается в удавку, — переживу. Ты прав, мне не стоит влезать во все это дерьмо. Я и не буду.
Разворачиваюсь и иду к лестнице. Переступаю через две ступеньки, взбираясь наверх, а в глазах темнота.
Глеб знает все о моих отношениях с Айдаровыми. Знает про отца. И про мать тоже, как она умерла. Потому что друг лучший. Единственный, кто знает все мои уязвимые места, болевые точки. И вот так методично по ним пройтись, это надо очень сильно хотеть денег.
Подхожу к комнате Арины и стучу.
— Открывай, — стучу ногой, — Арина, открой. Я знаю, что ты дома.
— Уходи, Демид, — слышу из-за двери.
— Я сейчас эту дверь вынесу, если не откроешь, — предупреждаю и толкаюсь плечом. Петли жалобно скрипят.
Открывает. Смотрю — не зареванная, как будто даже сердитая. Отлично, к слезам я сейчас точно не готов. Беру за руку и тяну за собой.
— Пойдем. Мы уходим.
— Куда? — она непонимающе смотрит и инстинктивно упирается.