Подошёл к родным воротам, а там — батюшки! — полон двор народу! Все мечутся, суетятся, столы на дворе накрывают, вон сестренка Наталья пирог тащит, а следом Лизавета жареного порося целиком прёт. Так-та-а-ак. Однако, сдал меня кто-то. Хотел же сюрприз сделать!

О! Семён ворота открывает!

Я завёл на двор «Саранчу», остановил её у конюшни, заглушил двигатель. Ну, пора. Наклонился, мягкий противоударный шлем скинул, снял с крюка фуражку, огладил форму… Встречай, родня, сына!

Откинул входную дверцу. И аж вздрогнул от приветственных воплей!

Спрыгнул с опоры прям в объятия матушки. С батяней поручкался, сестёр расцеловал, с дядьями обнялся… И только я вышел на середину двора, как по толпе словно волна тишины прошла. Замолчали все. Я обернулся. Из кабины «Саранчи», смущенно улыбаясь, выбралась Марта.

— А эт-то ещё кто?! — тишину прорезал гневный голос матушки.

— Это, мама — Марта. Я тебе потом всё объясню, мам, не устраивай, а?

— Чего это я не должна устраивать?! Чего это ты мне привёз-то, а?!!

— Маман, не начинай скандаль…

Тут из-за спин моих сеструх выплывает девица, разряженная просто в пух и прах — не на встречу случайного соседа, а на губернаторский бал впору. В ушах длинные серьги-висюльки, все в каменьях — как бы не брильянты, вон какие зайчики вокруг прыгают! Губки подкрашенные поджала и эдак на матушку мою выразительно — мырк-мырк:

— Ну, Евдокия Максимовна, я гляжу, у вас и без нас хлопот предостаточно. Пойдём мы. Доброго всем денёчка, — и подолами шёлковыми ш-ш-ш-шу-х-х-х…

А за ней ещё пяток расфуфыренных девок — попылили, носы задрав!

Сестрицы мои, на эту выходку глядя, аж зашлись, думал — задохнутся от возмущения. Это я потом, когда голова остыла, понял, что под запару вместях со встречей бойца хотели мне и ярмарку невест организовать, а пока до того обидно стало, аж кровь в голову бросилась!

Короче, безобразно всё получилось. Маман орёт, родня потихоньку со двора рассосалась, Марта в «Саранчу» реветь залезла, а с папаней и дядьями я чуть не до драки разругался.

— Да пашись оно конём! — по итогу я залез в шагоход и прям со двора прыгнул на улицу. Бешено глянул на зарёванную девчонку: — На рыбалку поедешь со мной, а, Марта? Ух ты, немчура, всё одно ни хрена не понимаешь…

На психе разогнал «Саранчу» почти до максималки, чуть на повороте забор бабы Прони не своротил, обошлось. И помчали мы с Мартой на Дальнее. Это выпасы почти у Ангары, они от нашей деревни так и есть — самые дальние. По пути заскочил в нашу рыбацкую избушку, взял снасти и, перейдя шагоходом вброд до небольшого островка, через час сидел на реке.

Обидно, спасу нет. Вернулся, называется, домой! А, главное, маман всё равно разберётся, сильно потом, но разберётся — а извиняться не будет. Норов не тот. По-любому, батяню зашлёт. Вот главное, узнать бы, какая гнида про мой приезд родне сообщила? Весь праздник испоганили, твари.

А вечером натянули мы с Мартой тент, развели костерок под кустами, жарили рыбу, и что-то меня на воспоминания пробило. И, главное же, ни хрена Марта не понимает. А сидит, делает вид, что ей интересно. Головой по сторонам вертит, а глазёнки всё на меня таращит. Рыбу уплетает. Да и всё равно, это лучше, чем никого — живая душа же.

— Ну, слушай…

КАРАКУМЫ-ПЕСКИ…

— Мелким никогда я не был. Годам к десяти маманю уж перерос, но поначалу тощий был да нескладный. А потом дар начал пробиваться, сразу жисть другая пошла: помимо гимназии — тренировки специальные, упражнения да хитрости — чтоб, значицца, магию внутре возрастить. Дальше — больше: ухватки особые, секреты семейные. Потом экзамен магический. Чин дворянский личный дали да в служилое сословие оформили…

Как в силу-то вошёл, стали родители к серьёзным делам меня приучать. Поначалу по хозяйству что посложнее. Коней, допустим, на дальние выпасы в ночное сгонять, где лихие людишки могут втихаря поголовье отполовинить. Раньше надо было пастухам деревенским доплачивать, а теперь — пожалста, я. Бычков норовистых на бойню отогнать — опять же я. Потом мамане понравилось. Стала она меня по местным поручениям засылать. Ну, там, в Иркутске чего заказать-привезти — это недалече, за день обернуться можно…

А под конец и совсем важное доверять стали. Вот, дядья — братовья маманины — затеяли у якутов бирюзу перекупать да в Китай её возить. Дело выгодное, китайцы ту бирюзу шибко ценят. А батя на контракте. Кого отправить? Правильно, Илюху. Даром, что тринадцать лет. Грамота дворянская получена — могу родовую подпись от Коршуновых поставить. Дядья, конечно, за мной приглядывали, но от семьи я вроде как единственный мужчина. Ох, раздувался я тогда от гордости, сейчас вспомнить смешно.

Батя со службы приехал, обрадовался — эвона, сынок-то вымахал! Я гоголем ходил. Дескать, всё малой-малой — а тут на тебе! Взрослые дядьки за руку здороваться начали.