Шрифт:
В последние 15 лет жизни [1] Уильям Глассер отказался от практики и не принимал клиентов, кроме как в рамках демонстрационных сессий на семинарах и лекциях, однако он уделял немало времени теоретическим изысканиям и научным исследованиям в области психотерапии. В своих последних работах What Is This Thing Called Love (Что же такое любовь), Getting Together and Staying Together (Сойтись и не расстаться) и Every Student Can Succeed (Каждый ученик способен преуспеть) Уильям продолжал продвигать идею развития внутренне контролируемых методов повышения личностной эффективности.
1
Уильям Глассер скончался 23 августа 2013 г., в Лос-Анджелесе, шт. Калифорния, США. — Примеч. ред.
ОГЛЯДЫВАЯСЬ НАЗАД
Билл Глассер настолько горел желанием помочь проекту, что сходу начал нашу беседу с извинений: “Честно говоря, я долго думал, но так и не смог припомнить ни одну действительно катастрофическую ошибку в своей карьере. Если такие и были, они давно стерлись из моей памяти”.
“Отрицание — лучший друг терапевта”, — не сдержался и подколол его Джеффри Коттлер.
“Ох, это мой закадычный приятель. Я просто мастер отрицания. Моя память едва ли хранит неприятные воспоминания больше пары минут. Наверное, склероз”, — подтвердил Билл.
Уильям Глассер лукавил. Он превосходно помнил все 50 лет своей карьеры в психиатрии, и дело было не в забывчивости. Само понятие неудачи как таковое всегда было для Уильяма Глассера загадкой. Для него констатировать неудачу было все равно, что признать собственное поражение, поэтому он посвятил немало времени и усилий тому, чтобы раз и навсегда вычеркнуть слово “неудача” из своего словаря. Билл даже назвал одну из своих книг Школы без неудачников, словно подчеркивая, насколько важно пересмотреть свое отношение к жизни и сосредоточиться на собственных действиях и их последствиях, а не на негативной оценке результата.
Впрочем, оглядываясь назад на свою полувековую карьеру, Уильям Глассер все же припомнил в ней две истории, достойные упоминания в нашей книге. И в том, и в том другом случае клиенты Уильяма покончили с собой, однако он до сих пор не мог взять в толк, что сделал неправильно и как можно было бы предотвратить трагедию.
“Начнем с первого случая. В то время я как раз работал психиатром в ортопедической больнице. У нас лежал один клиент с мучительными болями в спине, которые не удавалось купировать даже самыми сильными препаратами. Невооруженным глазом было видно, что он балансирует на грани самоубийства. Я мгновенно заметил суицидальные тенденции и предпринял все возможные меры предосторожности. Я велел перевести его в психиатрическое отделение. Написал в его медкарте, что он представляет угрозу для себя и склонен к самоубийству. Лично поговорил с медсестрами и попросил внимательно присматривать за ним. В то время у меня в стационаре было не так много клиентов, но я все равно решил перестраховаться и сделать лишний обход, чтобы предупредить весь персонал на смене. Я сказал, что это не шутки и этот парень действительно готов при первом удобном случае наложить на себя руки. Я сделал все, что мог, и со спокойным сердцем отправился домой. Буквально той же ночью, в четыре часа утра, мне позвонили и сказали, что он повесился, обмотав петлю вокруг стойки кровати.
Его родственники подали на меня в суд. Это был первый раз в моей жизни, когда мне довелось предстать перед судом, потому что больничная страховка на меня не распространялась, а моя профессиональная ответственность была застрахована всего на 5 тыс. долларов. Честно говоря, я и представить себе не мог, что когда-нибудь окажусь на скамье подсудимых. К счастью, когда судья услышал мою историю и посмотрел мои врачебные записи, он немедленно снял с меня все обвинения”.
В РАСТЕРЯННОСТИ
Уильям Глассер сделал паузу и подчеркнул, что, несмотря на настоящую трагичность этой истории, она, по его убеждению, не соответствовала определению терапевтической катастрофы. Здесь не было ни ошибки, ни просчета, ни промаха. Второй случай, о котором Билл решился рассказать, до сих пор не давал ему покоя. Как-то раз Уильям работал с одной женщиной, которая решила уйти от мужа. Узнав о ее намерениях, супруг пригрозил наложить на себя руки, если она не передумает. Глассер сразу понял, что это не просто блеф. Муж клиентки был состоятельным человеком, который привык всегда добиваться желаемого. Его угрозы самоубийства звучали более чем убедительно. Когда ему стало известно о том, что бывшая жена собирается уехать за границу, он впал в отчаяние и стал умолять ее приезжать к нему хотя бы на два месяца в год.
“Жена все-таки переехала в Испанию. Перед ее отъездом у нас состоялась последняя встреча, и я был настолько растерян, что даже не знал, как быть и что говорить. Я сообщил ей о ситуации и предупредил, что очень обеспокоен поведением ее супруга. Я прямо сказал клиентке, что, судя по всему, если она не согласится на эти несчастных два месяца, он действительно что-то с собой сделает. Я до сих пор понятия не имею, насколько это было правильно. Воспоминания о том разговоре преследуют меня по сей день”.
Женщина была настроена решительно и не поддалась на увещевания терапевта. Она заявила, что не собирается вестись на “дешевый шантаж”, и что бы там ни вытворял ее благоверный, отныне это ее больше не касается. Глассер же психиатр? Психиатр. Пусть и вправляет ему мозги.
“Я не знал, куда бежать и кому звонить. Ее бывший супруг не походил на сумасшедшего, а в те времена у психиатра не было ни малейшего шанса принудительно госпитализировать человека, который навскидку казался совершенно вменяемым. Я думал обратиться в полицию. Я хотел поговорить с ним, однако понятия не имел, как к нему подступиться”.