Еще одна распространенная причина терапевтических катастроф, по мнению Уильяма Глассера, — это распространенная среди психотерапевтов тенденция полностью отдавать клиенту контроль над ситуацией и перекладывать на него всю ответственность за результат. “Когда я работаю с людьми, я всегда стараюсь максимально доходчиво объяснять им, что именно делаю и зачем. С тем самых пор, как я погрузился в теорию выбора, я довольно-таки неплохо понимаю, как работает психотерапия. Именно поэтому, когда я разыгрываю демонстрационные сессии перед аудиторией, я всегда надеюсь, что мне попадется особенно трудный клиент, который будет ставить под сомнение и оспаривать каждое мое действие”. После этих слов Уильяма выдержал небольшую паузу, а потом вдруг признался, что еще одной немаловажной проблемой, которая преследовала его на протяжении всей карьеры, была скука. Беда доктора Глассера заключалась в том, что случаи большинства клиентов казались ему слишком легкими.

“А знаете, в прошлом я, бывало, засыпал во время сессии”, — рассмеявшись, заявил он.

“Вот это точно можно считать примером терапевтической катастрофы”, — с улыбкой подметили мы.

“А что? Я как-то раз рассказал об этом моему супервизору, и он ответил, что обычно во время насыщенных и содержательных разговоров людей не клонит в сон, так что раз клиент умудрился убаюкать меня своим рассказом, значит, я все равно ничего такого не пропустил. Собственно, некоторые мои клиенты настолько привыкли к тому, что я дремлю во время сессий, что сами будили меня со словами: «Доктор Глассер, просыпайтесь. Пора вставать! Сейчас я хочу сказать вам что-то по-настоящему важное»”.

Для того чтобы совсем не затосковать, Глассер нашел собственный способ бороться со скукой, который заключался в постоянном прощупывании границ собственных знаний и возможностей. Билл доверял своей интуиции, а его творческий подход развязывал ему руки и временами позволял находить нестандартные выходы из ситуации.

“Как-то раз во время демонстрационной сессии я учудил такое, чего сам от себя не ожидал. Не припомню, чтобы раньше я говорил клиентам нечто подобное. Моей клиенткой была женщина в очень тяжелой депрессии. Я не шучу, это был крайне запущенный случай. И вдруг что-то дернуло меня сказать ей, глядя в глаза: «Знаете, многие люди склонны переоценивать свои проблемы. Они думают, что у них что-то серьезное, а на деле запросто справляются с ситуацией с минимальной помощью психотерапевта. К сожалению, это не ваш случай. Я впервые за много лет практики встречаю настолько подавленного, печального и несчастного человека. Я очень рад, что сегодня вы вызвались со мной поработать. Вам очень нужна помощь». Как вы можете догадаться, она была не в восторге”.

Так что же, считает ли Билл эту ситуацию примером терапевтической катастрофы? Мы были откровенно озадачены его ответом. “Нет, не считаю, — пояснил д-р Глассер, — ни в коем случае не считаю. Я лишь хотел привести пример того, как в тупиковых ситуациях я полагаюсь на свой творческий подход в надежде, что интуиция подскажет мне нужные слова или действия. Иногда у меня получается, иногда — не очень, но в чем же катастрофа?” Мы снова поразились тому, до чего же снисходительно Уильям относится к себе. Возможно, в этом и заключается его сила: многие терапевты не хотят рисковать и пробовать необычные творческие приемы в работе с клиентами только потому, что панически боятся совершить ошибку.

Уильям Глассер был в том возрасте, когда многие выходят пенсию, однако он все еще горел энтузиазмом и посвящал работе едва ли не каждую свободную минуту своего времени. Пусть его график лекций и семинаров уже не такой плотный, как в былые годы, но неутолимая жажда знаний по-прежнему толкала Билла на регулярные поиски новых способов практического применения своей теории.

“Честное слово, я занимаюсь психотерапией едва ли не круглосуточно. Вот взять, к примеру, вчера. У меня сломался принтер. Я решил вызвать мастера из телефонного справочника. Приехал очень приятный молодой человек. Было такое чувство, что его интересовал не столько мой принтер, сколько возможность познакомиться со мной. Мы разговорились. Я похвалил его. Сказал, что даже не наделся, что кто-то сможет оживить аппарат десятилетней давности, да еще так подробно объяснить мне, как с ним правильно обращаться. Я сказал, что он настоящий специалист и никто другой не справился бы с подобной задачей. Мне всегда интересно общаться с такими случайными людьми, находить общий язык и устанавливать контакт”.

Нам показалось любопытным то, как Уильям Глассер с годами изменил свои взгляды и в итоге пришел к идеям, за которые сам Карл Роджерс, пожалуй, захотел бы пожать ему руку. Во всем, что он говорил и делал, сквозила неподдельная доброта и участливость.

Эта беседа о человеческих отношениях и личном контакте напомнила д-ру Глассеру о еще одном начинании из недалекого прошлого. “Недавно я написал книгу о фибромиалгии. Это очень серьезная болезнь, которая в последнее время поражает все больше людей. Как-то раз один мой коллега вызвался меня подвезти, и с ним в машине была очень красивая девушка. Оказалось, у нее была фибромиалгия. Мне искренне захотелось помочь ей, однако в ответ на мое предложение она буквально рассвирепела. Ее глаза горели гневом.

“Таким людям, как я, невозможно помочь. Ни один человек в мире мне не поможет. Это неизлечимая болезнь”, — с яростью сказала она.

“Когда я заметил, что болезнь, может, и неизлечимая, но она вольна решать, каким образом относиться к этой проблеме, она разозлилась еще больше. Да как я вообще посмел предположить, что ее боль и страдание — результат ее выбора?” — вспоминал Билл.

Уильям Глассер искренне удивился, что его новая знакомая столь неблагодарно и агрессивно отреагировала на его попытку предложить ей, казалось бы, вполне себе грамотную и конструктивную помощь. Он чувствовал себя оскорбленным в лучших побуждениях. Ему даже не пришло в голову, что измученной болезнью девушке в тот момент нужно было просто понимание и сочувствие, а не ориентация на решение проблемы или пересмотр внутренних установок.

Уильям пожал плечами, признавая свою ошибку. “Так я понял, что с этой темой нужно быть осторожнее. Не подумайте, я не давил на нее и не пытался учить жизни. Беда в том, что для людей с хроническими болями тема их болезни очень эмоционально заряжена. Приходится иметь дело с огромным эмоциональным накалом. Стоит тонко намекнуть такому человеку, что своим поведением он усугубляет свои страдания, — и понеслось! Благодаря этой истории я научился более аккуратно подходить к этой щекотливой теме. Теперь, когда я рекомендую таким людям свою книгу, я всегда предупреждаю, что ее содержимое может им не понравиться, и это нормально”.