Командовать Фёдору было рано, решать серьёзные вопросы тоже, а вот занять место подле государя – в самый раз. Удивительно и странно, что уже на этом начальном этапе биографии, когда Фёдор не совершил ни подвигов, ни скандальных злодеяний, некоторые современные учёные, словно начитавшись эротических фанфиков с сайта «Фикбук» пытаются в контексте Полоцкого похода приписать ему роль интимного фаворита царя. Нужно обладать слишком извращённой и необузданной фантазией, а также полным непониманием того, что такое военный поход, чтобы допускать подобные рассуждения, да ещё в научных исследованиях. То, что государь уже был знаком с юным Фёдором Алексеевичем Басмановым, подтверждают дальнейшие события. Очевидно, что Иоанн предоставил новику тот «лимит доверия», который предоставляют детям родителей, чьи заслуги неоспоримы. Я уже привела высказывание Ю. Г. Алексеева о мальчиках, которые после подобной протекции должны были уже сами зарабатывать себе очки и бонусы (слишком много вокруг сыновей и всяческого блата). Во время Полоцкого похода молодой и активный Фёдор, наверняка мечтающий «служить, как батюшка» (такова психология юноши, выросшего в военной семье, особенно минувших эпох), мог обратить на себя внимание своим рвением. Возможно, искренним. Возможно, просчитанным. Вряд ли в 16 лет, юноша страдал от излишнего снобизма. Не стоит забывать, чьим он был сыном, в каких ценностях его воспитывали. Фёдор мог выказывать рвение трудиться (ради собственного же будущего), в том числе там, где высокомерные родовитые бояре не хотели марать руки. Именно таким образом, по мнению учёных, обратил на себя внимание другой видный деятель опричнины князь Афанасий Вяземский. Будущий соратник Басмановых в полоцком походе получил должность обозного воеводы. Отвечая за коши, Афанасий проявил похвальную расторопность, чем весьма приглянулся государю. Князь Вяземский также построит блестящую карьеру, взлетит на небывалую высоту и будет играть в опричном братстве одну из главных ролей.

Осада Полоцка началась 31 января 1563 года, а уже 15 февраля город был взят. В дальнейшем государь благоволил многим участникам этого похода. «Радость от большой победы, надо полагать, соединялась в его сознании с образами тех участников похода, которые отличились у него на глазах» [119] . Многие полоцкие герои войдут в состав опричного офицерского корпуса. В том числе М. Безнин, Р. Алферьев, Блудовы, В. Ошанин, Г. Ловчикова, И. Черемесинов.

Так или иначе, но в трудных полевых условиях, государь заметил и даже выделил юношу-новика среди других «сыновей».

Куда интереснее скромной официальной должности неофициальное поручение, данное Фёдору Басманову.

Едва ли не на следующий день после взятия Полоцка сын воеводы был выбран для крайне почётной миссии: его отправили с реляцией (торжественной речью) о победе к тетке царя – Е. А. Старицкой. Матери Владимира Андреевича Старицкого, двоюродного брата Иоанна. Другим таким посланником, направленным к семье царя и митрополиту, стал князь Михаил Черкасский, брат Марии Темрюковны. Михаила Безнина послали с вестью о взятии Полоцка к архиепископу Пимену в Новгород [120] . На примере Михаила Черкасского Дмитрий Володихин подчёркивает [121] особый статус подобной должности, которая должна была подразумевать полное доверие государя. Вот отрывок самой речи Фёдора, который совпадает с другими реляциями («большими речами»):

Учёные дискутируют, куда именно отправился Фёдор: в городок Старицу или на московский двор удельного князя? Учитывая, что возвращаясь из Полоцка в марте, царь заехал пировать в Старицу, скорее всего, Ефросинья находилась именно там. Перемещались в те времена не быстро, а времени после взятия Полоцка прошло не так уж и много.

По версиям некоторых историков (главным образом Р. Г. Скрынникова) кроме официальной торжественной речи, Басманов-младший имел ещё одно, негласное поручение. Он был послан в центр удельного княжества с целью надзора над семейством Старицких, чтобы побыть «ушами и глазами» своего государя. Стопроцентных доказательств этой версии нет, но выглядит она логично, правдоподобно и убедительно. Со Скрынниковым полемизирует наш современник И. Я. Фроянов. Учёный уверен в том, что раз варианты реляций Басманова и Черкасского не отличались, значит, Старицкие находились в милости. Но данный аргумент теряет свою силу, если знать, что происходило до и после этих событий. Официальная речь представляет собой всего лишь шаблон. Необходимость известить ближайших родственников – соблюдение церемониала. Важно понимать, что на момент взятия Полоцка отношения царя и Старицких сильно ухудшились. В самом начале похода на сторону врага переметнулся человек В. А. Старицкого Борис Хлызнев-Колычев и выдал неприятелю некоторые военные планы русского командования. Семья Хлызневых издавна служила при дворе Старицких князей, а сам перебежчик лично князю Владимиру. Это происшествие в который раз бросило на Старицких тень. Удельные князья постоянно влипали в истории, окончательно теряя доверие. Побег не расценивался Иваном как случайность или личная воля самого Хлызнева. У царя было подозрение, что Хлызнев помогал поддерживать связь между удельными князьями и Сигизмундом.

Из Великих Лук в марте 1563 года князь Старицкий вернулся в сопровождении царского пристава И. И. Очина-Плещеева. Даже пир, устроенный в удельном княжестве в марте 1563 году подтверждает лишь отсутствие горячей фазы конфликта. Внешняя лояльность Грозного не показатель благополучия ситуации. Да и о какой милости может идти речь, если после возвращения царя (а заодно и Фёдора) в Москву расследование по делу Старицких длилось всё лето 1563 года?! В конце мая Иоанн перебрался в Александровскую слободу и пробыл там почти два месяца. Чтобы наказать двоюродного брата, требовалось представить его главой заговора, в котором участвовали Дума и Государев двор. Из слободы Иван периодически запрашивал архивные документы, связанные со Старицкими.

Фёдор Басманов, находившийся в Старице с февраля, мог собирать необходимую для будущего расследования информацию. Удивительное совпадение, но тут же и желающие обличить Старицких отыскались. Например, старицкий дьяк Савлук, посаженный князем за некие провинности в тюрьму, умудрился передать царю «память», в которой сообщал, будто Старицкие «княгини Ефросиния и сын ее князь Володимер и многие неправды ко царю и великому князю чинять и того для держать его окована в тюрме» [123] .

Иван велел немедленно освободить Савлука из темницы и доставить в слободу. По итогу дьяк указал на Старицких как на недоброжелателей государя и назвал некие «неисправления и неправды».

Над князем Владимиром учинили суд. Судьбу царской родни должно было решать высшее духовенство без официального участия в этом деле Боярской думы. Иоанн не хотел столкнуться с противодействием приверженцев Старицких. Митрополит Макарий, архиепископы и прочие члены священного собора собрались в Кремле, где власти ознакомили их с итогами расследования. На соборе, в присутствии князя Владимира, царственный брат огласил пункты обвинения: