Вышло не так – отслужив положенное, сын вернулся на родину, женился. Отец разделил собственную землю на трёх сынов, скудными оказались наделы. И вдруг – Столыпинская реформа! Звали смелых людей на новые земли, обещали многое. После долгих мытарств, в 1907 году, переехал Григорий с семьёй под Петропавловск, в село Рублёвка. Стали жить

при почтовом бекете (станции). Круглый год мчались чиновники разных рангов по государевой нужде, предъявляли смотрителю подорожные грамоты, да покрикивали, требуя свежих лошадей. Беда, если лошадей не окажется! А это случалось, тогда выручали местные жители.

Хоть степь в этих местах на вид скудная – один ковыль, а рожала целина хорошо: и хлеб, и масличные культуры, на славу, однако Григорий много земли не пахал. Всего две-три десятины засевали они пшеницей и овсом, да с четырёх десятин заготавливали сено для трёх лошадей да двух коров – жили в основном за счёт заявок с бекета. Свежие лошади всегда

были наготове…

Между тем семья увеличивалась, ждали пятого ребёнка, когда началась Первая мировая война. Григорий Архипович немедленно был мобилизован на фронт. Стоит ли говорить, как тяжело приходилось его жене Прасковье Григорьевне? Вскоре из пяти детей остались двое – Миша и Илюша. В два годика Илюша умер от дизентерии. Землю Прасковья Григорьевна продолжала обрабатывать, выращивать урожай. Иногда староста давал в помощь пленных – это были румыны, бессарабы, чехи. В 1916 году, после ранения, отец вернулся домой больным, с повреждёнными после газовых атак лёгкими. Через четыре года он умер

в возрасте всего сорока восьми лет. Время и без того тяжёлое —

гражданская война, голод, болезни, безденежье. Сначала у хозяев вымерла скотина, потом смерть стала косить людей. Как жить?

Повела мать старшего сына, тринадцатилетнего Михаила, к богатому хозяину. Мальчишка… Желающих наняться в батраки много, надежды

мало.

– Умеет ли малец быков запрягать? – спросил хозяин.

– Умеет!

– Пусть покажет! – мальчик сноровисто запряг, не впервой.

– Ладно, пусть остаётся!

Это была большая удача. Работал мальчишка от Троицына дня до Покрова, полгода, старался, и получил по уговору 25 пудов пшеницы и новые штаны. Зиму кое-как пережили. К весне Миша подрос, и нанялся уже работать как взрослый – пахал, косил, копнил, ставил стога, молотил, заготавливал кизяки, делал саман для построек. Все эти работы и для взрослого тяжелы, а что говорить про мальчика… Заработал грыжу, но осенью подвёз на хозяйской телеге к своему дому уже 40 пудов пшеницы! Своё зерно молотил по снегу, когда хозяйское лежало уже в амбарах. Михаила радовало, что сёстры его и младший брат играли в куклы, ходили в школу – как положено детям. Время революции прошло как-то незаметно…

– В это время началась индустриализация страны – вспоминаеит мой собеседник, Михаил Скиданов. – Мы стали выпускать свои машины, трактора. Народ был малограмотный, и потому тогда, если человек выучился на водителя машины, тракториста – это было всё равно как сейчас – на лётчика. Выучился я и на тракториста, и на водителя, наступил 1933 год, потом 1934-й. Работал я в Возвышенском районе области.

Как-то приехал из рейса, зашёл к начальнику политотдела, а у него мужчина сидит – огромного роста, в форме лётчика, из Москвы, уполномоченный. В тот год урожай отличный удался, но была угроза, что не успеем с уборкой – хлеб мог уйти под снег. Вот и ехали уполномоченные из самой Москвы, чтобы мобилизовать все силы на уборку. Я зашёл в контору, а мой начальник и говорит уполномоченному:

– Вот вам шофёр, – тот встал, руку подал, представился, жаль, что я не запомнил фамилию. Сели мы с ним в мою машину, поехали в Булаево. А впе-

реди нас другая машина ехала, везла Сергея Мироновича Кирова, приезжавшего с той же целью в нашу область. Они свернули перед нами в Чаглинский совхоз. Через два месяца Сергея Мироновича убьют в собствен-

ном кабинете…

Потом Михаил Григорьевич переехал жить в город Петропавловск, шесть лет проработал в облпотребсоюзе сначала водителем, потом – заведующим механическим складом.

– Жили тогда у нас в городе китайцы, люди хорошие, трудолюбивые, пищу готовили по-своему. Было у их артели несколько цехов – квасной, алкогольный, конфетный, в селе Кривозёрка сажали большие огороды, овощи выращивали. В 1939 году стал я работать у них: возил продукцию в городские буфеты: мёд, яйца, конфеты, овощи всякие. Машина у меня была ГАЗ-2А. Как-то вызвали меня в НКВД и неожиданно предложили работу, я пошёл, а через месяц все гаражи в городе объединили в одну автобазу.

Скоро началась война. Какой-то умник из начальства распорядился, и погрузили нас, водителей, вместе со всеми машинами, в железнодорожный эшелон, отправили на запад, под Можайск. А когда маленько опомнились да потребовались машины тому же начальству, им докладывают:

– Нет в городе ни одной машины!

– Вернуть!!! – уже за Казанью мы были. Сняли нас с эшелона, двое суток стояли в поле – не было горючего. Потом достали где-то, заправились и своим ходом вернулись в Петропавловск. Наложили на нас бронь, то есть водители не подлежали мобилизации на фронт. А хотелось сразиться с врагами лицом к лицу! Работать же и во время войны, и после было тяжело – дороги плохие, иногда по нескольку суток сидишь в какой-нибудь колдобине вдали от населённых пунктов – ждёшь помощи. Мокнешь, мёрзнешь, страдаешь от жары, от холода, от дождя, без еды и питья. От машины не уйдёшь – воровство большое было, за груз надо отвечать. Из-за нервов я сильно заболел желудком и целых три года провалялся в больнице. Потом снова работал, а в 66 лет пошёл на пенсию.