ли её сердце радости не вынесло, то ли она сама запрограммировала себя дождаться встречи. И снова было решено – надо соединяться, переезжать в Казахстан! Но вдруг в 1957 году немцам разрешили вернуться в Поволжье! И переехал Иван в Сызрань, куда его давно тянуло. А Николай стал нашим земляком. Он по-прежнему живёт в Мамлютке. От него самого я и узнала эту удивительную историю…

А ведь не настолько далеко в историю ушло такое явление, как «почтовый тракт». И в нашем городе Петропавловске до недавнего времени жил человек, который родился на «бекете». Так казаки называли почтовые

станции. Это Михаил Григорьевич Скиданов, он прожил почти сто лет, и от него я узнала много интересного.

«Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранился? Погода несносная, дорога скверная, ямщик упрямый, лошади не везут – а виноват смотритель!..» Знакомые строчки? Ну, конечно – Пушкин! Вплоть до первых лет советской власти, несмотря на наличие телеграфа и железной дороги, существовал и Сибирский почтовый тракт. На нём и стояло село Рублёвка – одно из связующих звеньев почтовой связи между Петропавловском и Карагандой.

Верстовые столбы отмеряли точно по двадцать пять вёрст от одной станции до другой, где на постоялом дворе можно было отдохнуть, заказать чаю или варёных яиц, дождаться лошадей, а то и переночевать. Здесь шла регулярная перевозка пассажиров, грузов и – самое главное – ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЧТЫ! Станция обычно представляла двухэтажное деревянное здание, Рядом – никаких пристроек, сараев строить не позволялось, очевидно, из соображений пожарной безопасности. В нашей местности содержателями станций обычно бывали казаки. Государство заключало с ними контракт и давало ссуду на приобретение сорока пяти – пятидесяти лошадей.

В Петропавловске бекет находился в районе нынешней ГАИ, около старой крепости. Там до сих пор сохранился двухэтажный дом, похоже, он и был бекетом. Заведовал им в последнее время существования некий Попов.

Корольковы – потомственные почтосодержатели в Астраханке, а Першины – в Богодуховке. А станционным смотрителем в Рублёвке был старый новоникольский казак Суставов. В селе его любили за трудолюбие и весёлый нрав, и в свои восемьдесят лет он исправно содержал почтовую станцию.

Как и на других станциях, здесь сновали государственные чиновники по своим делам, предъявляя подорожную грамоту, требуя свежих лошадей. За молодыми конюхами здесь приглядывали старшины – с них был особый спрос, ведь почтовая лошадь – не крестьянская доходяга. Особый корм – овёс и сухари – обусловливал лёгкость конского хода и выносливость в дороге! Ямщиков держали человек двенадцать – обычно из числа казахов, за шесть рублей в месяц, это была хорошая работа, ею дорожили.

«Почта прибыла!» – новость разносилась мгновенно, ни секунды промедления! Большие кожаные баулы с двумя ручками – какой на половину, а какой и на весь центнер весом, с документами, деньгами и ценными посылками бережно переносятся в другую повозку и… только свист ямщицкой плети раздастся, да пыль заклубится вслед… Но иногда, случалось, не хватало лошадей, тогда выручали местные жители. Во всяком случае, в окрестности станции многие этим и жили.

Хоть и быстро бегали почтовые лошади, а новости по стране, особенно до деревень, доходили туго – газеты в селе имели право получать только поп да учитель. Когда в начале века в Японии случилось жуткое землетрясение и четвёртая часть этой страны ушла под воду, в Рублёвке об этом узнали

только через полгода. Кроме государственных чиновников, через станцию следовали обычные пассажиры. Много людей ехало из Москвы, Санкт-Перербурга. По одному и целыми семьями ехали в Боровое – на популярное тогда кумысолечение, которое хорошо помогало, в частности, от туберкулёза, да и просто отдохнуть.

Всем умел угодить смотритель Суставов, за что и пользовался расположением пассажиров и начальства. Одна беда – дела передать было некому, сыновей у него не было, только две дочери да жена. Таким и запомнил его Михаил Григорьевич Скиданов – крупный, статный, неутомимый старик в полувоенном френче и сапогах, зачастую навеселе и всегда с прибауткой. Казалось, дано ему прожить два века, но получилось по-другому. После революции у станции, до тех пор работавшей, как часовой механизм, появились сбои в работе – не было того, другого, мобилизовывали людей на гражданскую войну, отбирали лошадей. А главное ясности не было – как жить

Дальше?

Когда явился уполномоченный Колчака и реквизировал сразу тридцать лучших лошадей, восьмидесятилетний Суставов впервые заболел.

А когда «красные» пришли с постановлением забрать остальных лошадей, он и вовсе на всё махнул рукой – делайте, что хотите! Подогнал старый собственный экипаж, обтянутый облезшей давно кожей, запряг собственную пару лошадей, посадил рядом жену, дочерей. Поклонился большим поклоном родной земле, перекрестился, простился с теми, кто случился рядом, с трудом взобрался на сиденье кучера и сам взял в руки вожжи – будто

разом постарел на много лет. А всего через год прошёл слух, что умер. Кончилась его жизнь вместе с почтовым трактом…

Ну и красавчик был новобранец! А как улыбнётся!.. За рост да за красоту Григорию Скодинову (фамилия со временем потерпела изменение), деду Михаила Скиданова, и выпала редкая честь служить в Лейб-гвардии – Девятом Семёновском полку в столице Санкт-Петербурге, охранять царский трон! Было это ещё в позапрошлом веке. Отец Григория, Архип, крестьянин Харьковской губернии, очень гордился сыном, удостоенным служить в полку, где сам Суворов когда-то прошёл путь от солдата до генералиссимуса! Может быть, в глубине души он надеялся, что и сын его, Григорий, сделает военную карьеру, избежит тяжёлой участи земледельца…