— Ты наверняка что-то натворила, просто так не наказывают.

— Заткнись, — говорит Донателла, — подожди, придет и твой черед.

— Но, если бы ты делала, что велено, он бы не злился на тебя, — стоит на своем Мерседес. Убеждение, что бездумно передается из поколения в поколение.

— Даже если он несет чушь? — кривит губы Донателла.

Мерседес непроизвольно чуть дергает головой. Чушь? Конечно же, нет, он же их отец.

— Если бы он велел тебе сунуть руку в чан с кипятком, ты бы его послушалась?

— Да хватит тебе, он не стал бы ничего такого просить.

Донателла с отвращением качает головой.

— О господи. Ладно, забудь, проехали. Когда-нибудь сама все поймешь.

Как же ее расстраивает поведение Донателлы. У нее есть все, что только можно пожелать. Она находчива, умна, хорошеет день ото дня, а их семья по сравнению с огромным множеством других живет в достатке. Если бы она только была добродетельнее, вела себя скромнее и не дерзила в ответ…

— Ты правда думаешь, что этого довольно? Что достаточно быть послушной и тогда все будет в порядке?

С этими словами Донателла прикладывает алоэ под глазом ближе к носу. В дополнение к щеке у нее начинает распухать и переносица. Стоит ей вернуться в «Ре дель Пеше», чтобы подавать клиентам frijoles и пасту al’arabais с кроликом, как весь остров тотчас узнает, что дочь семейства Делиа опять вообразила о себе невесть что.

Мерседес пожимает плечами.

— Ради спокойной жизни можно пожертвовать чем угодно, — произносит она любимое изречение их матери.

Донателла с силой бьет ее кулаком по ноге и кричит:

— А если мне не нужна спокойная жизнь! Неужели ты думаешь, что это все, что есть в жизни?

Мерседес потрясена до глубины души.

— Что ты хочешь сказать?

— Это! Все это… убожество! Все одно и то же, одно и то же. И так всю жизнь!

Мерседес вконец озадачена. Все так живут уже тысячу лет. Зачем что-то менять?

— А что еще то нужно?

— Да что угодно! — опять срывается на крик Донателла. — За пределами этого острова целый мир!

Потом шипит от боли и опять прикладывает алоэ.

Слова сестры повергли Мерседес в ужас. Большой мир таит в себе множество опасностей — так все говорят. Нет ни одной женщины, которая уехала бы из Ла Кастелланы, а затем вернулась обратно.

— Не говори так, Донита! — восклицает она.

Сестра отталкивает ее, встает, идет по выложенному известняком полу к старым воротам в виде арки и смотрит на море. У самого горизонта надрывается от натуги контейнеровоз, ржавый и черный, следующий мимо Алжира в свободную экономическую зону Мальты. Ближе к берегу на перекатывающихся волнах к заливу мчит белое суденышко размером с дом, но отсюда для нее совсем маленькое. На передней палубе несколько крохотных ярко окрашенных фигурок греются на солнышке, будто тюлени. Иногда Мерседес видит проходящие мимо суда размером с целый город, там люди лежат рядами, будто тела утопленников, вытащенные из воды после кораблекрушения. И всегда радуется, что они здесь не высаживаются, что у них слишком тесный порт, да и виды с достопримечательностями далеко не сногсшибательные. Ей кажется, что, если бы все они в одночасье сошли на берег, это было бы сродни нашествию саранчи.

— Я не могу так жить до конца своих дней, — говорит Донателла, — не буду. Если придется, то буду каждый день молиться о смерти.

Мерседес застывает от ужаса.

— Тише, святой Иаков услышит!

— Я тебя умоляю! — восклицает старшая сестра, вихрем врывается обратно в комнату, злобно смотрит на Мерседес. — Ты же не веришь в это все?!

— Во что?

— Что святой Иаков убивает грешников, как мавров. Ты серьезно? Он же умер тысячу лет назад!

— Но потом вернулся, чтобы принять участие в битве при Клавио…

Донателла в ответ только фыркает.

— А все эти девушки? Марсела Перес, Елена Эру, Кариза Дракулис…

Донателла закатывает глаза.

— Боже мой, Мерседес, какая же ты наивная.

— Почему это?

— Никакой святой Иаков их не убивал. Они просто уехали. Уехали, и все.

Вторник

13

Мерседес

Зал для приемов забит народом. Гости высокие, как боги. У них вечеринка.

Как вы вообще здесь оказались?

Мерседес бросается от одного бога к другому, дергает их за рукава и взывает к ним. Вам нельзя здесь находиться. Это не ваш дом. Уходите отсюда. Убирайтесь! Вскоре вернутся хозяева и вас не должно быть здесь!

Слышится звон стекла и взрыв смеха. Кто-то перевернул стол, и пол теперь усыпан осколками. Когда она в ужасе подносит к лицу руки, боги закатываются от хохота. Они пьют пепси-колу из бокалов для шампанского, таких же тонких и высоких, как они сами.

Ее накрывает волна паники. Нет! Нет! Я ведь только-только здесь убралась! Вы что, не видите? Не видите, да? Она вот-вот придет и тогда все сразу закончится! Если Татьяна увидит весь этот бардак, мой долг опять вырастет и я никогда не смогу уйти.