Мир, построенный ими, – он не для нас.

И вот Сего уже внутри – тяжелая дубовая дверь грохнулась на пол, и те – существа – уставились на него во все глаза. Маленькие пищали, плакали. Большие орали, махали кулаками, дубинками, ножами.

Пламя факелов на стенах домика запрыгало под натиском ворвавшегося ветра. Сего был свободен. Тело обрело цель; он летел. Костяшки пальцев хрустнули от удара в мягкий череп. Стопа взорвалась, врезавшись в коленную чашечку. Обнаженная шея резко скрутилась вбок.

Буря обрушится на них. Скоро.

Крики сменились стонами, и ветер прорвался к камину, забросав его снегом и потушив факелы.

А потом была только тьма и ночной ветер, гуляющий в дымоходе.

Его губы изогнулись в кривой усмешке.

Мы отыщем путь домой. Скоро.

– Эй!

Кто-то тряс его за плечи.

– Эй! Очнись! Да что с тобой? – Коленки смотрел на него сверху вниз.

Сего сел. Он проснулся на своей койке в командной спальне. Весь мокрый от пота. Грудь будто побывала под прессом. Сердце колотилось так, словно он только что вышел из круга.

– Ты в порядке, Сего? – Тихий голос Абеля из тени.

– Да, в порядке, – ответил Сего сдавленным шепотом.

– Вот уж непохоже. – Коленки вздохнул, повернулся и отошел.

– Что случилось? – спросил Сего.

– Ты светился! – Перед ним возникло лицо Дозера. – Это было что-то! Сказали бы – не поверил. Невероятно!

– Что? – Сего потер глаза. – Что ты имеешь в виду? Я светился?

– Ничего невероятного. – Теперь рядом появилась Бринн Микили. – Вообще-то, было страшновато. И ты так громко кричал.

Снова эти кошмары. Они мучили Сего с прошлого года. Но в этом, последнем, было что-то другое. Сего чувствовал себя совершенно разбитым, как будто прошел долгий и тяжелый путь. И тело ныло как-то странно.

К нему снова приблизился Коленки.

– Они оба правы: вопил ты, как обычно, ужасно. Особенно если учесть, что мне завтра рано вставать на занятия. Но да, твоя рука… Татуировка словно вспыхнула. Я почти уверен, что чувствовал запах гари.

Сего пошевелился и осмотрелся. В том месте, где лежала рука, чернела прожженная насквозь, до металлической рамы, дыра в матрасе. Он быстро сдвинулся, прикрыв собой дыру с обугленными краями.

– Сейчас это ничего не дает, – прошептал он.

Память сохранила кошмар. Ветер и снег, домик с факелами. Вот только на сон это не было похоже. Скорее… на воспоминание.

Он встал с койки и посмотрел в окно, выискивая луну. Ночное небо затянули тучи, но она была там – светящееся пятно.

– Что ты делаешь? – Дозер встал рядом и тоже посмотрел в окно. – Что там?

– Ничего, – ответил Сего. – Просто смотрю, долго ли еще до утра. Нам нужно немного поспать. Завтра занятия и все такое. Простите, что помешал.

– Да нет, все в порядке. – Дозер зевнул, сел и откинулся на спинку койки, едва не сломав ее. – Я все равно не спал. Надоело.

– Это потому, что ты вечно спишь на уроках, тупой бычара, – сказал Коленки, тоже забираясь на кровать.

– А что делать? Учителя с каждым семестром стареют и говорят все медленнее… ме-е-едленне-е-е…

Бринн все еще стояла у койки Сего. Ее теплая ладонь лежала на его плече. Сего чувствовал взгляд больших карих глаз. Он покосился на нее, но промолчал, не зная, что сказать. Она кивнула и прошлепала через спальню к своему месту.

Сего лег на спину и попытался устроиться поудобнее.

Но сон так и не пришел. Он все еще слышал те крики.

Коленки всегда быстрее взбирался по второму склону.

На первом Сего еще бежал вровень с вентурийцем и даже опередил его на коротком участке за счет рывка, но долго поддерживать такой темп не мог. На каждый шаг длинноногого друга Сего требовалось делать два.

И вот Коленки исчез за гребнем холма, и Сего успел увидеть только его пятки. Сего перепрыгнул через торчащий из земли корень и, воспользовавшись поворотом тропы, срезал угол и помчался дальше мимо стреловидных сосен. Утренний туман клубился под деревьями и стелился по тропе.

Курс физической подготовки профессора Тамила.

Раз в неделю они пробегали насквозь ущелье Калабасас, находящееся к югу от территории Лицея, в Черном лесу. Через ущелье тянулось несколько пересекающихся троп, некоторые уходили глубоко в лесистые каньоны. И если спуск мог таить в себе опасности, то подъем был для лицеистов настоящим испытанием на выносливость.