– Тебя привлекут, когда в этом будет необходимость, – бесстрастно произнес Мемнон.

К горлу подступила тошнота, скудный завтрак просился на волю.

– Пойду к себе… – пробормотал Мемнон, поднимаясь. – Увидимся позже.

– Хорошо. – Каллен уселся поудобнее, закинув ногу на ногу.

Мемнон уже сделал несколько шагов вниз по лестнице, когда Каллен окликнул его:

– Верховный?

Мемнон обернулся и задержал дыхание, стараясь перебороть рвущуюся к горлу желчь.

– Да?

– Вы точно в порядке? Похоже, Дакар в кои-то веки оказался прав. Вид у вас довольно… болезненный.

– Все хорошо. – Мемнон повернулся и пошел дальше, вдоль трибун.

Он не мог проявить слабость перед этим пронырой. Каллен делал свою работу, но верховный не питал иллюзий – командор скаутов в последнее время явно метил на его место.

Ступив наконец на землю, Мемнон завернул за угол, где его наконец вырвало. Вытерев губы, он выпрямился и оказался лицом к лицу с крепким северянином.

– То, что надо, – ухмыльнулся бородач. – Я и сам только что освободил место – можно заливать!

Мирконианец хлопнул Мемнона по плечу и, пошатываясь, побрел туда, где продолжался праздник.

Возвращаясь в Цитадель, Мемнон выбрал кружной путь, чтобы избежать любопытных глаз. Он сам довел себя до такого состояния. Но иначе и быть не могло – слишком долго он держался на нейрогенах.

Расчет был на то, что усилители помогут достичь пика формы, превратят тело в тонко настроенную боевую машину. Вышло же так, что они мало-помалу затуманили разум – и Мемнон перестал замечать, по какому пути идет.

Верховного снова вырвало, на этот раз на подстриженный куст перед входом в Рыцарскую башню. Он вытер губы, вздохнул и ступил на лестницу – его ждал долгий подъем.

– Полагаю, я скучала по тебе.

Сего открыл глаза и на мгновение зажмурился от яркого света и пронзительной головной боли. Над ним висело угловатое, бледное лицо с прожилками вен под тонкой кожей и пытливыми малиновыми глазами.

Ксеналия.

– Что значит «полагаю»? – спросил Сего хриплым голосом. – Ты скучала по мне или нет?

– Гривар, вечно ты задаешь такие странные вопросы, – проговорила Ксеналия, заменяя повязку на голове Сего свежей, прохладной. – Тебя уже давно не приносили в мой медотсек. Тот прошлогодний случай был последним. Да, я полагаю, что скучала по тебе, хотя и не могу быть уверена, поскольку само это понятие мне все еще чуждо.

От торопливо, на одном дыхании произнесенных слов голова заболела еще сильнее. Он снова закрыл глаза.

– Ксеналия, скучать по кому-то – это как… как…

Сего подумал о Сол. Где она сейчас? Вспоминает ли о своей команде там, куда отправилась?

Мысли переключились на Мюррея-ку и домишко старого гривара в бедном районе, где из открытых окон пахло губчатым хлебом и дождь барабанил по жестяным крышам.

Вспомнил Сего и старого мастера. Человека, научившего его почти всему и растившего его едва ли не с рождения. Хотя Сего по-настоящему и не знал Фармера, ведь тот был всего лишь симуляцией, видением, спроецированным на темную сторону души мальчика.

Сильнейшая боль расколола череп, и разум устремился в пропасть.

– Скучать по кому-то – это мучительно? – нарушила молчание Ксеналия. – Мне показалось, ты задумался над формулировкой этого понятия, что спровоцировало сильную физическую боль. Ты нахмурил брови и стиснул зубы, тем самым активировав болевые рецепторы у основания черепа.

Сего несколько раз глубоко вздохнул и снова открыл глаза.

– Да, скучать по кому-то – мучительно.

– В таком случае я не скучала, – без намека на юмор сказала Ксеналия. – Хотя думала о тебе время от времени, это не сопровождалось физической болью. У меня возникало странное ощущение в области живота, но это могло быть следствием плохого пищеварения по причине введения в рацион некоторых новых продуктов из лицейской кухни.

Сего улыбнулся. Каким бы хаотичным ни был внешний мир, его подруга-служительница, сама того не замечая, создавала атмосферу комфорта. Ксеналия не была похожа ни на одного из знакомых ему даймё. Впрочем, других даймё Сего практически не знал.

– Итак, что со мной в этот раз? – спросил он и поймал себя на том, что после поступления в Лицей задает Ксеналии этот вопрос, наверное, в десятый раз.

– Прежде всего, сломан нос, – сказала она, наполняя шприц. – Точнее, это серьезный перелом носовой кости. Повреждение лобной пазухи и перпендикулярной пластинки решетчатой кости. Весьма любопытно, что у вас, гриваров, в носовой полости имеется дополнительный слой хряща, называемый октональным хрящом, которого нет у нас, даймё.

Как всегда, следовать за объяснением Ксеналии Сего не успевал, но кивнул – опять же, как всегда.