– Не все… Вы, вот, не шарахаетесь. Соседи тоже. Почему?

– Не знаю, Леночка. Может, вспомнили, что они люди? – Иван Иванович посмеивался.

Конечно, причина такого поведения соседей была ему отлично известна. Ведь это именно он прошел по квартирам с беседой, задавая простые вопросы:

– Все живы у вас? Все здоровы? Хорошо-то как! Вот и слава Богу! А то ж всякое бывает! Знаете соседей ваших? Елену с Максимом? Какая мать прекрасная! Как орлица над орленком бьется! Ах, знаете! Я так и думал! Приятно пообщаться с умными людьми!

Лена об этих разговорах не знала. Но у нее и без того была масса поводов для благодарности этому странному человеку, который появился в ее жизни ниоткуда и остался, не спрашивая разрешения.

И главным таким поводом было то, что врач, с которым Иван Иванович познакомил ее, очень осторожно заговорил о надежде для Максима.

– Вы только поймите меня правильно, Елена. Это только крошечный шанс. Настолько мал он, что я даже обнадеживать вас не хочу. Но терять его нельзя! И надо ехать.

– Куда?!

– В Петербург. Там работает мой однокашник. Хирург от Бога! Если он не может – не сможет никто! Я уже говорил с ним. И он согласился посмотреть Максима.

– Посмотреть?

– Да, Елена. Это процесс небыстрый и сложный. Прежде, чем взяться за такую сложную операцию, нужно как следует к ней подготовиться.

– Я боюсь, что не смогу позволить себе оплатить все это…

– А вот об этом не думай, Леночка! – Вера Николаевна, присутствующая при разговоре, вмешалась, несмотря на строгий взгляд Ивана Ивановича. – Что, Ваня? Не сверли меня глазами! Я все решила!

– Что вы решили, мама Вера?

– Квартиру продам. И сыну я звонила. Он тоже поучаствует. Нет! Не возражай! И не отказывайся! Не до гордости теперь! Нужно Максима поднимать на ноги! Да, виноват перед тобой мой оболтус, но он Максиму отец! Пусть и забыл об этом на какое-то время. Ничего! Я ему напомнила! А ты, Лена, женщина умная. Всегда такой была. А потому пойми – нет у нас сейчас другого решения. Мы должны объединиться. Может, тогда что-нибудь и получится…

Елена только кивнула в ответ. Спорить на эту тему она не хотела. И так было ясно – Вера Николаевна права. Максим – это главное! А все обиды, слезы, позы – все это чушь и блажь по сравнению с той возможностью, о которой они даже мечтать не смели.

Операцию Максиму сделали полгода спустя. И пусть до конца двигательные функции еще не восстановились, пандус, сделанный когда-то Иваном Ивановичем, стал больше не нужен. И Лена нашла в городе тех, кому эта конструкция была тоже необходима, как воздух.

– А ваш мальчик?

– Он теперь ходит. Да, пока на костылях и с трудом, но это только начало.

– Как думаете… – женщина, с которой Елена договорилась об установке пандуса на новом месте, задумчиво посмотрела на девочку, демонстрирующую Максиму свою новенькую коляску.

– Я дам вам контакты врача. Кто знает. Может быть он и вашей дочери помочь сможет? Я теперь знаю, что возможность – это то, что упускать нельзя ни в коем случае!

– Как вы выдержали все это? Столько проблем и столько… боли…

– Это не моя заслуга. Знаете, с некоторых пор я уверена, что ангелы существуют. И они бывают очень разными. У меня, например, их много. Все они мои хранители.

– Правда?

– Да! И у них есть предводитель. Грозный такой, сильный. Бескомпромиссный. Хотя с виду – милейший человек. Он считает, что все люди – добрые. Нужно только напоминать им об этом иногда, когда они забывают.

– Как зовут его?

– Иваныч. Иван Иванович Крапивин. Мой персональный ангел. Мой и Максима. Да, Макс?

Максим обернется, щурясь на солнышке, с трудом поднимется со скамейки и подмигнет маленькой девчонке, которая будет словно сорока трещать без умолку.

– Да, мам! Скажи, а можно я с Соней немного прогуляюсь? Мы недалеко!

Елена тронет за руку мать девочки, испуганно вздрогнувшую от этих слов, и улыбнется:

– Конечно… А нам с вами можно? Мы не помешаем?

– Ладно! Давайте! Мороженого на всех хватит!

И еще в одной семье станет чуть тише.

И там поселится, крошечная пока, надежда.

Но не надо бояться.

Ведь стоит дать ей волю и немного помочь, и она начнет расти не по дням, а по часам, меняя жизнь тех, кто приютит ее у себя. И пусть ожидания не всегда совпадут с реальностью, этой крохе поначалу будет довольно и того, что в доме снова зазвучит смех, а беда, сердито нахохлившись, посидит в уголке, наблюдая за этим безобразием, а потом уметется восвояси, хлопнув на прощание дверью. Но люди этого уже не услышат. Они будут прислушиваться совсем к другому звуку.