Но всё познаётся в сравнении: у меня пакеты, а у них авоськи; в магазинах можно купить йогурт, а у них смешанные вручную варенье со сметаной в домашних условиях; со здешних жвачек получаются большие пузыри, а у них мазь для лыж, гудрон да невкусные советские жвачки со вкусом кофе. Я даже сначала не поверил: какой же дурак будет жевать гудрон? Меня поражало, что в СССР подержанные машины стоили дороже новых: как такое вообще возможно? Мне было сложно понять, что нового автомобиля приходилось дожидаться в гигантской очереди, а б/у вот стоит по факту перед тобой, бери и езжай. Ты не мог получить квартиру в другом городе, если ты там не прописан, либо же нужно было жениться на местной жительнице. Вот эти вещи вообще были далеки от моего понимания.

Чувствовалось, что у нас больше развито чувство осознания того, что мы советские люди, и мы гордились этим, в отличие от тех, кто приезжал с большой земли. Мы здесь отстаивали это перед немцами. Хотя, по сути, мы были одинаковыми – тот же приём в пионеры, те же уборки урожая, те же уроки труда. Вообще, я считаю, что мне с моим окружением и одноклассниками очень повезло. В принципе, как и с учителями, сюда приезжали преподавать только лучшие из лучших. А вот приезжие из Союза почти в унисон твердили, что в их классе не было единства, только единообразие, принудиловка и раздражающая политинформация перед уроками.

Что ещё сказать… Приезжали к нам и меломаны – они все повторяли, что доставать современную музыку в Союзе практически нереально. В их городах не было музыкальных магазинов с актуальной и свежей музыкой, тем более иностранной; повезло только тем, кто жил в Ленинграде и мог себе позволить съездить за музыкой в капиталистическую Финляндию: для них это был единственный способ добыть новые пластинки. А по советскому телевидению всё так же крутили пожилых певцов, которые застряли в прошлом веке со своими песнями, но почему-то считались востребованными эстрадными исполнителями.

Как я уже ранее упоминал, у меня были и друзья немцы. И хоть мы говорили друг с другом на разных языках, что-то внутри помогало нам прекрасно понимать всё. Как вы помните, папа заставлял меня учить немецкий, а я не был против этого, понимая, что это не будет лишним, ведь отец хотел оставаться в ГДР как можно дольше, если получится. Вне школьных стен я пробовал учить немецкий по любимому детективному телесериалу «Телефон полиции – 110», смотря его в оригинале. Не очень получалось, но сдаваться так просто нельзя! После я читал пионерскую газету на мелованной бумаге Die Trommel 8 вместе с журналом Народной армии ГДР Armeerundschau 9 , а когда уставал – просто рассматривал яркие картинки. На экскурсиях я обращал внимание на все вывески и плакаты и худо-бедно пытался переводить их на русский.

С немцами мы старались дружить, точнее нас заставляли прилагать для этого усилия во время общих встреч, проводимых под покровительством Общества германо-советской дружбы. Мы дарили им подарки – всяких матрёшек, конфеты «Белочка», «Красная шапочка», «Мишка», а они нам – классные трёхъярусные пеналы и подстаканники для пива ручной работы. На каждое 9 Мая наша военная техника проезжала через весь наш городок. Немцы громко гневались из-за того, что боевые машины портят их асфальт, уж больно трепетно они относились к дорогам. А мы что? Мы выбегали на улицу и махали ярко-алыми советскими флагами нашей технике и солдатам, пели выученный наизусть гимн СССР и гордились, что мы выходцы из самой великой и сильной страны, которую боится и с которой считается весь мир.

Немцы совершенно иначе устроены и сложены, нежели мы. Я хоть и был мал возрастом, но знал, что при социализме нет места частной собственности. Но только не здесь – к вашим услугам и частные магазинчики, и «гасштеты», и пекарни без оглядки на идеологию. Непохожесть с немцами выражалась и на уровне человеческих отношений. Сосед рассказывал, что, когда его сбил на машине немецкий офицер, тот целый месяц потом приходил к нему домой и приносил гостинцы. Может, и правда с совестью попался человек, а может, боялся увольнения со службы и не хотел, чтобы поднимали шумиху международного скандала, задабривал за молчание. И надо помнить, что конфликты с местными являлись весомой причиной для вылета из Западной группы войск, как её стали называть после переименования с Группы советских войск Германии.

Был и у меня подобный случай: с немецкими друзьями мы ходили вместе зимой кататься на санках с холма, я тогда очень промок и замёрз и, как назло, салазки поломались. И тогда мой друг немец по имени Генрих дал свои непромокаемые варежки из искусственного, но тёплого меха, посадил на свои здоровые санки и тащил несколько километров. Он был настолько добрым парнем, что давал покататься на своих раздвижных, настраиваемых под размер ноги роликах Germina. Тем не менее угрызений совести из-за того, что ему в ответ я ничего предложить не могу, у меня не было, так как мы победили немцев и они в долгу перед советским народом. Несмотря на прошедшее время, память о войне жива до сих пор. В нас на подкорке сидит, что мы потомки народа-победителя, а немцы – наши кровные враги.

Не все немцы доброжелательно относились к советским людям – это была большая редкость, которая сразу пресекалась на корню, и дальше криков «русиш швайне» 10 или презрительных взглядов не доходило. И с нашей стороны были перегибы, конечно, которые портили впечатление о советском народе, – та самая привычка ломиться, всех расталкивая, в магазины с привозом новых товаров, или набрать в одни руки как можно больше продуктов, попутно успевая всем вокруг нахамить, и тому подобное. В общем, странный всё-таки народ эти немцы… Как я ни пытался, не мог их понять…