Подземные казематы на базе представляли собой дюжину камер, по шесть с каждой стороны узкого коридора. Они располагались на последнем этаже, под самым ангаром. Здесь сыро, прохладно, воняет чем-то кислым, воздух пронизан ароматом затхлости. Стены вокруг давят, если долго таращиться на них. Кажется будто похоронен заживо.

Ганс Хрубер терпеть не мог дежурить здесь, но отказаться от приказа невозможно. Да и кто из сослуживцев испытывал удовольствие от этого? Но каждый в отряде Рихтера знал, что мучения не напрасны. Они охраняют величайший секрет в Рейхе. Это тайна, которую унесут в могилу. Разболтаться – верное самоубийство, проще самому снести себе башку из "MP-38".

Собственно говоря, в охране пленника смысла не было. Ни разу это потустороннее создание не проявляло склонности к побегу. Малейшее сопротивление с его стороны отсутствовало. Казалось, пришелец с далёких звёзд вообще не понимает, что находится в плену. Он не проявлял эмоций, сутки напролёт находясь в каком-то полумёртвом состоянии, наподобие транса.

Ганс боялся инопланетянина, но в то же время его влекло к нему безудержное любопытство. Представить невозможно: иной разум пролетел чудовищное расстояние, видел созвездия и туманности вблизи.

Но Хрубер испытывал кое-что ещё: злость. Пришельцы забрали Рудольфа у него из-под носа. Напарника похитили, проводили бог знает какие эксперименты, а Ганс беспомощно взирал на это как ребёнок, у которого улетел воздушный шар.

Так или иначе, возле инопланетянина всегда дежурило двое солдат. И иногда пленник посылал какие-то видения в разум людей. Ничего опасного, но однажды у Ганса возник образ его матери, погибшей под колёсами автомобиля десять лет назад. Женщина улыбалась ему и протягивала руку, манила к себе. Это привело Хрубера в состоянии эйфории, он перестал соображать, где находится. Если бы не напарник, то точно бы выронил автомат, или случайно застрелился.

Так что солдаты охраняли не только существо, но и зорко следили за психическим состоянием друг друга.

– Кормить его сегодня не надо? – спросил Ганс, чтобы как-то развеять скуку. – Мики, не спи!

Пухлощёкий Мики Стронг очнулся от полудрёмы. Маленькие глазки бесцветного оттенка уставились на Ганса с немым укором.

– Да я бы туда не сунулся если бы пообещали мешок с золотом! – сказал он. – Он меня пугает, как вижу его внутри всё замирает.

– Но есть же в нём что-то необычное, что притягивает, не так ли? – хмыкнул Ганс. – И как ему удаётся выживать на одном мёде? Как думаешь, может внутри он механический?

– Да пусть хоть из камня, мне плевать, - ответил Мики. – Слушай, не задумывался как он выживает без туалета?

– А может у него внутри безотходное производство! – рассмеялся Ганс.

– Наши доктора предполагают, что всё дерьмо выходит у него через кожу, - раздался незнакомый голос. – Так что не советую к нему прикасаться.

Мики и Ганс мигом развернулись и наставили автоматы на вновь прибывшего незнакомца. Тот стоял в пяти шагах от них, держа в руках бумагу, на которой виднелась печать.

Выглядел мужчина жутковато: бледный и ужасно худой, длинные белые волосы затянуты в узелок на затылке. Всем своим видом он напоминал змею, что вползла в тюремный блок, чтобы сожрать солдат живьём.

Даже голос противный, свистящий и шепелявый.

– Эрик Нойман, штатный парапсихолог, - представился он. – У меня разрешение на проведение ознакомительного теста с пленником.

– Вскрыли бы ему черепушку лучше, - буркнул Мики, беря в руки бумагу и разглядывая подпись Рихтера. – Эта сволочь любит заглядывать в чужие головы, почему бы не ответить тем же?

– Вивисекция варварский метод решения проблем, - ответил Нойман. – Он нужен живым, пока не сообщит как летает его корабль.

– Пришелец никогда на это не пойдёт, - вставил слово Ганс. – Они защищают секреты ценой жизни.

– Увидим, насколько силён их разум, - самодовольно произнёс Нойман. – Открывайте!

– Слушайте, это опасно, - попытался урезонить Ганс. – Я буду присутствовать для охраны.

– Ваше право, лично я ничего не боюсь, - сказал парапсихолог. – Ну же, вперёд!

Ганс переглянулся с Мики, обмениваясь мыслями и без телепатии. Они словно видели самоубийцу, собиравшегося спрыгнуть с моста, но помочь ему не в их силах.

Стальная дверь толщиной в три сантиметра со скрежетом отворилась. Первым вошёл Ганс, сжимая рукоятку автомата, покрываясь испариной. Не любил он это, страх заполнял кровь как вирус. Инопланетянин сидел в углу койки, спиной к вошедшим. Запах стоял отвратительный: смесь гнили и тухлых яиц.

– Что с ним? – прошептал Нойман, разглядывая серую кожу пришельца. – Почему он не двигается?

– Как обычно впал в ступор, - ответил Ганс. – Это своего рода сон. Бывало, мы из развлечения кричали ему, пытаясь привлечь внимание, и ухом не повёл. Впрочем, органов слуха у него и не видать.