Справа сидел тот самый землевладелец. Сам недвижим, глаза серые и цепкие, как у гадюки. Этот предпочитал дублет светло-коричневого оттенка с кожаными вставками, какие сейчас были в обыкновении на западе. Носил усы подковой, а бороду, пусть и густую, брил начисто – басурманин, что с него возьмешь? Сидел он рядышком с монахом.

Монах в своей снедающей скромности именовал себя никчемушным почитателем Пророка. На людях он не смел вкушать ничего изысканнее постных щей и черного хлеба. Истово исполняя канонические обряды и говения, он не уставал клясть себя, а за одно и всех вокруг, за врожденную греховность и слабое тело, требующее излишеств. Антону этот щебетун вовсе не нравился: такой уважаемый чин носит, грамотен, столько тайных свитков прочел, казалось бы, глубже всех смертных должен суть вещей просматривать. У самого же глазенки юркие, заискивающие, подталкивает люд не к праведной жизни, а покрупнее пожертвование сделать. Церкви и прихода в Талице, конечно, нет, только деревянная часовенка на отшибе, но освящена по всем правилам служителями Белхибарского Собора, чем местные до известной степени гордятся.

По правую руку от монаха восседал купчина в синем в крапинку кафтане.

Закрывал сходку мытарь, сборщик податей и налогов. Этот членом совета не являлся, однако присутствовал на собрании по долгу службы. Пожилой сударь с постным лицом примчался аж из Белхибара, столицы этого края. Там же престол столбового бояры Зайца, который и является держателем доброй части земель Юго-Западного края.

Ах, славный Юго-Западный! Самый своевольный из семи краев Княжества. Если, конечно, не считать диких Северных Земель, где кроме призраков и дикарей вовсе никто не живет. Самый спорный из-за отношений с соседями. Самый беспокойный, если поглядеть на противоборство молодого крестопоклонничества с неканоническими, как их теперь называют, ученьями Белых Богов. Самый богатый, если считать только доходы от земледелия.

Присутствие мытаря объяснялось тем, что предстояло в том числе решить вопрос о размере оброка на грядущую осень.

Все устремили взгляды на вошедшего Антона.

– Можем начать? – осторожно осведомился у него мельник.

Тот кивнул и неохотно занял место старосты Щуки во главе стола.

– Что ж, – землевладелец нетерпеливо пригладил ус. Приступив с формальностей, он вознес пылкий хвалебен Светлым Богам, не замечая, как при этом сверкают огоньками черные очи кузнеца. Кузнец, конечно, ни на малость не верил в искренность прозвучавших слов. Затем беспринципный землевладелец возблагодарил Господа Бога, учтиво переглянувшись с монахом. Поклонился мытарю и, осенив себя знамением, пожелал доброго здоровья бояре Зайцу, а потом, конечно, и великому князю Василию Дмитриевичу, да светится имя его. Завершил благодарностью в адрес мельника, который согласился принять собрание.

– Имеется масса дел, скопившихся за время бездействия старосты. Как и водится, каждому следует изложить свое дело совету, – проговорил землевладелец, а Антон пока что потерялся в своих мыслях.

На повестке стояли рядовые вопросы: об отстреле опасной дичи вокруг деревни – ее что-то развелось уж очень много, особенно волков, – о расширении полей на будущий год, определении культур, которыми будут засеваться поля, о размере содержания часовни, кладов и других общинных построек.

Наконец слово дали скучающему сборщику налогов. И конечно, его вопрос предстоял быть самым неприятным. Говорил сударь с выраженным придворным наречением, протягивая ударные гласные.

– …А придворные звездочеты ждут, что этот год выйдет богатым на урожай! Его княжеское Высочество предъявляет ко своим боярам великие требования. Не забывайте, в ту осень, в связи с неурожаем, бояра Заяц милостиво снизил оброк на Талицу, дабы обеспечить благосостояние вашего обиталища. Но казна после кровопролитной войны с восточной ордой алкает! Посему быть, – мытарь нерешительно свел вместе долговязые кисти рук, – ваш досточтимый бояра спускает вам требование об уплате оброка в размере, равном прошлогоднему… умноженному на три.

Предложение было встречено возмущением каждого члена собрания. На три! А еще хотели дороги до соседних деревень отбить, открыть свою льняную артель для жима льна и выделки тканей. Куда там, с голоду б не помереть!

Спор понесло пуще, когда участники принялись за расчеты: сколько полей распахано вокруг деревни, сколько в общине трудоспособных мужей, сколько нужно на содержание вдовам и сиротам, сколько, вообще, можно получить ржи, ячменя, пшеницы и льна с действующих полей.

Багровел и землевладелец, постепенно переходящий с высокого купеческого наречия на всё более приземленные словечки. Понимал, хапужник, что львиную долю придется оплатить именно из его земельных доходов. Мужи долго препирались, пока один из них не заявил, что решение вопроса требует вычислений, которые с ходу не провести. Владевшие математикой землевладелец и купец вызвались выполнить расчеты зерна и дохода, получаемого деревней за сезон.

Княжеского чиновника это весьма раздосадовало, поскольку означало, что он застрял в этом староселье еще минимум на день. Но и без одобрения деревенского совета он уехать не смел: согласно вольнице, документу о жизни деревни на боярской земле, если деревня не примет заявленный оброк по добру, начнется долгая административная процедура расчета, установления и принудительного побрания оброка, которая потребует в разы больше усилий от бояры. Мытарю, ясное дело, за такое разгильдяйство неслабо прилетит по шапке, ведь его задача и заключается в том, чтобы, зная как и чем живет деревня, взять с хлебопашцев столько, сколько возможно, но без нарушения вольницы.

– Более никто не желает говорить? – спросил Антон.

Устав от минувшей перепалки, люди молчали, но переглядываясь заговорщически. Всякий ожидал, что кем-то будет вынесен еще один, не менее больной вопрос.

– Тогда мы, с позволения нашего хозяина мельника, вновь соберемся здесь завтра в обед, когда расчеты будут завершены, – подвел итог Антон, спеша закрыть сходку.

Землевладелец решительно поднял руку:

– У меня, право, есть вопрос, коль остальные изволят молчать. И касается он старосты деревни.