Шрифт:
Ручьёв похолодел – Лера была явно не в себе. От нее исходил запашок спиртного, но он был уверен, что "разгонялась" она не только спиртным.
И конечно, ей сейчас сам черт был не брат.
Он опять попытался к ней приблизиться, но она, вытянув руки, полоснула ногтями по его лицу.
– С…сука, – вырвалось у Ручьёва непроизвольно, – Ах ты дрянь…
– Что тут происходит? – негромко, даже устало спросила Анна.
Она стояла рядом с распахнутой калиткой, удерживая рычащего Малыша за ошейник.
Лера опять захохотала как безумная (впрочем, сейчас она и была безумна).
– Я так и знала… Нашел новенькую, свеженькую… Ты, гадина, – обратилась она непосредственно к Анне (Ручьёв увидел, как страшно та побледнела), – Где он тебя нашел? В каком-нибудь агентстве моНделей? Ничего, – снова хриплый смех, – И ты ему быстро надоешь, несмотря на свои ножки. Это он любит вытирать обо всех ноги. Думаешь, раз вся такая из себя, он на тебе женится? Ни фига подобного! – и добавила доверительно, – Он тебя уже разложил на своей мягкой постельке?
Дальше слушать этот поток помоев Ручьёв был попросту не в состоянии – он ударил Леру. Ударил не в полную силу…
но он все-таки ее ударил.
Он ударил женщину (пусть пьяную, обдолбанную, под кайфом… неважно). Ударил на глазах Анны.
И в следующий момент прочел приговор себе в ее взгляде.
– Мерзость, – пробормотала единственная, кого он по-настоящему любил, и развернувшись, направилась к своему "Пежо".
Забыв о плюхнувшейся на землю Лере, Ручьёв бросился следом за Анной и успел схватить ее за плечо, прежде чем та открыла дверцу машины.
Она обернулась. Не раз и не два он сталкивался с ее холодными взглядами.
Но столь ледяного и вместе с тем горького раньше не видел.
– Отпусти руку, – спокойно сказала Анна.
Это спокойствие говорило о том, что решение ею уже принято.
И переубеждать ее бесполезно.
Все-таки Ручьёв попытался.
– Послушай, это психопатка, всего лишь какая-то больная, ненормальная психопатка…
Анна холодно усмехнулась.
– И у тебя, конечно, с ней ничего не было. Ее слова – плод буйной фантазии. Она влюбилась в тебя с первого взгляда, увидев на улице, и с тех пор преследует…
Пошло, "Ржевский", – бросила Анна равнодушно, садясь в машину, – Ворота открой, пожалуйста.
– Аня, это же глупо…
– Глупо, ты прав, – спокойно согласилась она, поднимая стекло в дверце, а потом заводя мотор.
– Аня! – он с силой ударил ладонями по капоту.
В ответ услышал лишь автомобильный гудок.
– Какого черта ты села за руль?! – заорал Ручьёв, – Ты же пила! Хочешь разбиться?!
Анна снова опустила стекло.
– Ты прав, – согласилась она невозмутимо, – Ну так вызови кого-нибудь из своих людей на помощь. Я оплачу издержки.
Он провел ладонью по влажному лбу.
– Глупо, – снова пробормотал Ручьёв.
– Извини, – Анна взглянула на него особенно ясными, прямо-таки неправдоподобно синими очами, – Косметичка моя осталась в гостиной, у зеркала. Принесешь?
Он поплелся в дом, и уже из гостиной услышал звук раздвигающихся ворот, а затем и шум мотора.
Конечно, никакой косметички в гостиной не было и в помине.
Ручьёв выбежал во двор тогда, когда "Пежо" Анны со двора уже выехал.
Он опустился прямо на газонную траву, подтянул колени к груди, обхватив их руками, и впервые в жизни пожалел, что не способен по-детски расплакаться – в последний раз он плакал на похоронах родителей, в четырнадцать лет.
Сколько прошло времени, пока он сидел в полнейшей прострации, он не знал. Наконец после того, как огромная собачья морда несколько раз настойчиво ткнулась ему в плечо, Ручьёв поднял голову.
Небо из густо-синего превратилось в бархатное, почти черное. Чудные созвездия сияли над головой Ручьёва. Он увидел, как над кронами деревьев восходит огромный, болезненно-желтый круг Луны.
Пятна на Луне сложились в силуэт охотника с ружьем.
Ручьёв заставил себя встать с газона и уже взял Малыша за ошейник, чтобы ввести в дом, как услышал негромкий, монотонный скулеж.
Лера, скорчившись, сидела на земле, прислонившись спиной к ограде, и тихо подвывала. Как никогда напоминая побитую дворняжку.
Преодолев отвращение (ничего, кроме отвращения, Ручьёв в данный момент не испытывал в отношении девушки. Злости не было, но жалости тоже), он взял ее за предплечье.
– Вставай.
Лера вскинула на него затравленный взгляд. Похоже, она начинала приходить в чувство.
– Ты меня?..
– Я отвезу тебя к матери, – устало сказал Ручьёв, – Поднимайся.