Делать нечего: приходится снимать маску и показывать народу свои буржуазные клыки.

Чхеидзе маску снял: меньшевики согласны войти в кадетское Временное правительство. Они согласны на ликвидацию Советов!

Не теряя времени, князь Львов сформировал новый кабинет. Пусть меньшевик Скобелев будет министром труда. Эсер Чернов займет пост министра земледелия. Народ, так сказать, обеспечен своими министрами. А что делать с Милюковым, скомпрометировавшим себя в глазах народа открытой приверженностью союзникам?

— Мы вынуждены вами пожертвовать, — твердо сказал ему Львов.

Столп кадетской партии — Милюков ярился. Но Львов решительно указал ему на дверь.

С военным и морским министром Гучковым разговор носил предельно ожесточенный характер.

— Я против вашей идиотской коалиции! — орал Гучков. — Вы — князь и плюхнулись на колени перед этой сволочью. Их всех нужно заковать и сгноить в тюрьме! Категорически протестую и со своего поста не уйду.

— Уйдете, Александр Иванович, уйдете. Советую вам уйти. Октябристы нынче не в моде. Кроме того, на ваш пост претендует Керенский, а мы с представителями народа ссориться не хотим.

Гучков чуть не лопнул от злости. Кто он такой, этот адвокатишка Керенский?! Ничтожество. Он, Гучков, — крупный промышленник, был председателем Государственной думы, без него разбушевавшуюся чернь не унять.

Князь Львов укоризненно покачал головой:

— Ах, Александр Иванович! В пятьдесят пять пора рассуждать хладнокровно. Слыхали, какие куплетики о вас распевают?

Уходите, и да хранит вас бог. Я искренне люблю вас. Если не уйдете, вас уберут — вот чего опасаюсь. Очень уж вы громогласный и ретивый. Идите, идите с богом. Не мешайте Керенскому: он рвется на эшафот.

Гучков наконец понял и, хлопнув дверью, ушел, произнеся для истории фразу:

— Я ухожу от власти, потому что ее просто не было.

А Львов остался, потер руки, вызвал Керенского:

— Вы назначены военным и морским министром республики. Наведите порядок в войсках!

— Слушаюсь!

Керенский принялся за работу. Насадил в армии своих комиссаров и эмиссаров: Савинкова, Сургучева, Донского и других. Ввел смертную казнь на фронте. Приказал разоружить и расформировать революционные части и на фронте и в тылу. Послал в окопы десять тысяч агитаторов. Вошел в сговор с генералами Корниловым, Крымовым и Красновым, замышляя переворот и установление своей единоличной диктатуры. Военной диктатуры. Благодетеля князя Львова придется побоку! Можно даже казнить для пущего эффекта! А вернее, для истории. Лишь смоченная кровью история обретает величие. Корнилова он назначил верховным главнокомандующим.

Меньшевики и эсеры стали верными союзниками кадетов и князя Львова. А у этих союзников были свои союзники. Меньшевикам бешено аплодировали бундовцы. Их главарь Либер заявлял со всех трибун:

— Ленин заблуждается! Речь сейчас может идти не о расширении революции, а о закреплении ее, так как она катится назад. Назад ее тащат большевики.

Меньшевики и бундовцы организовали свой коалиционный Центральный Комитет. Бундовец Либер и меньшевик Дан всякое выступление рабочих и солдат против Временного правительства стали расценивать как преступление перед народом, армией и революцией.

— Мы мастера революции и знаем, что ей вредно и что полезно, — отвечали они, когда рабочие ораторы обвиняли их в предательстве. Да они никого и не предавали — они шли своей дорогой. Рабочие распевали песенку Демьяна Бедного:

Меньшевики и эсеры очень быстро и безраздельно завладели армейской печатью — в их распоряжении оказалось свыше ста пятидесяти газет; стали удерживать солдат от братания, провозглашали: «Доверяйте же врачам вашим — членам Временного правительства».

Ублажив «перебежчиков социализма», князь Львов занялся самой опасной силой — большевиками. Такие, как Каменев, Зиновьев, Рыков, Пятаков, беспокоили меньше всего — их природа была ясна князю Львову: присосались к большевикам, а воду льют на мельницу Временного правительства. Ленин — вот кто душа революции! С Лениным нужно покончить.