На подавление мятежа Куйбышев бросил рабочие отряды, вызвал войска Урало-Оренбургского фронта. Мятеж сразу же был подавлен. Американскую миссию выдворили.

Гораздо хуже обстояло дело с атаманом Дутовым: он по-прежнему стремился прорваться к Сибирской железнодорожной магистрали, захватить Оренбург, Самару.

Сейчас Куйбышев возглавлял не только ревком, но и чрезвычайный военно-революционный штаб по борьбе с дутовщиной. На фронте создалась трудная обстановка.

— Хочу доложить обо всем Ильичу, — сказал он товарищам.

Все оживились.

Он подошел к прямому проводу, попросил соединить с Москвой. Соединили. Куйбышев доложил:

— Товарищ Ленин, в Оренбурге снова подняла голову дутовщина: получено донесение, что за двадцать верст от Оренбурга наступают казачьи отряды. Илецк окружен казаками, казаки мобилизуют все станицы, чинят страшные зверства, убито три члена исполкома, председатель казачьей секции Совета Захаров. Оренбургская буржуазия принимает активное участие. Оренбург просит Совет Народных Комиссаров помочь уничтожить в корне авантюру Дутова, иначе снова образуется пробка, которая погубит с голоду двенадцать миллионов жителей Туркестанского края. Один отряд, посланный из Оренбурга к Илецку, окружен и поголовно уничтожен. Полагают, что погиб правительственный комиссар Цвиллинг. Самара напряжет все силы, чтобы помочь Оренбургу, но для окончательной ликвидации дутовщины местных сил недостаточно, необходима помощь из центра. Я окончил, жду ответа.

Через несколько минут последовал ответ:

— Сейчас же приму все меры для немедленного извещения военного ведомства и оказания вам помощи.

Валериан Владимирович глубоко вздохнул, вытер платком лоб и грузно опустился на стул.

— Все в порядке. Помощь будет.

Он не сомневался в том, что помощь придет, и все же находился во власти неприятного чувства, словно бы испытывал стыд: враги рвут Республику на клочки, а Куйбышев, который руководил борьбой с Дутовым, не может изыскать нужные силы на месте. Разумеется, этих сил просто не существует в природе, нет их у него. И все же... Гражданская война, судя по всему, еще только развертывается, главные бои впереди, а он на первых же порах требует помощи из центра. Очень угрожающая ситуация. Нужно спасти не только Оренбург, Самару, но и Туркестан. Продовольственное положение в стране катастрофическое: в промышленных районах голод. Деревенская буржуазия зажала в кулаке хлеб. Повсюду разруха, развал. Непонятно, как и чем все еще живут люди.

Враги большевистской партии — меньшевики Дан, Мартов, эсеры Камков, Коган-Бернштейн — надрываются в крике, обвиняя большевиков во всех смертных грехах. Их мало интересует существо дела. Главное — возвести хулу на большевиков. Камков на заседании ВЦИК и Моссовета заявил:

— Большевики не ведут самостоятельной политической линии. Большевистская власть влачится на аркане других империалистических государств.

Коган-Бернштейн старался убедить членов ВЦИК в том, что Россия неминуемо должна вернуться на путь буржуазно-демократического развития. Мартов в ответ на призыв Ильича укреплять диктатуру пролетариата выкрикнул:

— Долой диктатуру, да здравствует буржуазно-демократическая республика!

Этот меньшевистский ортодокс потребовал разогнать Красную Армию и заменить ее «всеобщим вооружением народа».

И Ленин вынужден работать в атмосфере вот такой свистопляски. А на севере и востоке — открытая интервенция, немецкая армия захватила Крым.

«Учись хладнокровию и выдержке у Ленина, — сказал Куйбышев себе. — Твой участок не так уж велик: Самарская и Оренбургская губернии. Правда, все это довольно условно. В конце прошлого года, когда Дутов впервые поднял голову, Василия Блюхера пришлось отправить с отрядом дружинников к Уфе и Челябинску».

Как могло случиться, что он, Куйбышев, вдруг очутился в центре всего? Почему-то считается, что именно он за все в ответе. Это он не должен дать возможности Дутову отрезать Москву и Петроград от сибирского и южноуральского хлеба.

Вошел телеграфист, сказал Куйбышеву:

— Срочная из Пензы!

— Что там?

— Восстал чехословацкий корпус! Наступает в направлении Оренбург, Самара.

Все повскакивали с мест.

— Ну мы с вами в положении царя Додона — не знаешь, куда голову поворачивать, — невесело пошутил Куйбышев. — Объявляем Самару и нашу губернию на военном положений! На помощь Пензе сегодня же направим вооруженный отряд. Кого поставим во главе штаба обороны?

— Куйбышева!

— Принято. Я предлагаю ввести в штаб Кадомцева и Гузакова.

— Согласны.

Семь месяцев существует Советская власть. Всего семь месяцев. Здесь, в Самаре, ее провозгласил он, Куйбышев. Был бурлящий, переполненный радостью зал театра «Олимп». И в партере, и на всех ярусах, до потолка, находились его друзья — рабочие, солдаты. И за стенами театра, на улицах города, такая же радость. Верилось в крепость победы.

Что же произошло за эти семь месяцев? Почему Куйбышеву вдруг показалось, будто над Самарой собираются зловещие тучи?

Опять предательство?

Да, опять. Нет конца предательству мелкобуржуазных партий, пытающихся увлечь за собой массы своими поддельными знаменами. У этих знамен цвет вроде бы красный, как и у знамен большевиков, но то фальшивые знамена. Если вглядеться в них внимательно, увидишь, какого они цвета на самом деле: желтого и черного. Истинный цвет поддельных знамен.

Революция в своих алых, сочящихся кровью одеждах продирается сквозь нескончаемые тернии предательства, измены, открытой интервенции.