Шрифт:
– Я не сделаю тебе больно, у меня уже был опыт с женщинами анального секса, – выдавил он из себя, стараясь сделать тон снисходительным.
– Конечно мой альфа, – ответила она, тихим голосом, опуская глаза вниз. – Прости, что сказала тебе это. Просто испугалась. У меня не было еще опыта с двумя мужчинами одновременно.
– Всё будет хорошо, – хриплым голосом сказал он, и медленно всунул один палец в девушку, от чего она застонала, прикусив свою нежную пухлую губку.
– Просто расслабься. У нас много опыта, мы не первый раз делим девушку на двоих, – вмешался вдруг брат, обвивая девушку одной рукой, он притянул её к себе и начал целовать, а второй нашарил сосок и начал его пощипывать с силой, умело отвлекая омежку от неприятных ощущений.
Матвей понял, что это сигнал, и начал усиленно её растягивать пальцами. Было видно, что анальным сексом она уже занималась, попка была мягкой и податливой. Но когда сразу два члена внутри, это уже ощущается совсем иначе.
Но на долго Усольцева старшего не хватило.
Когда его член оказался в её тугом колечке, девушка заскулила, прижимаясь к груди второго брата.
А тот начал нежно поглаживать её по голове и шептать успокаивая:
– Потерпи, малыш. Сначала неприятно, потом станет хорошо.
– Да мой альфа, – ответила она.
Глава 2.3
Матвей медленно раскачивался, стараясь не поранить девушку, ведь отверстие у неё было слишком тугое, а сам понимал, что держится и не срывается на бешенную скачку, лишь из-за всхлипывающей омежки, которая в этот момент вся дрожала от слишком сильного растяжения. Что-то внутри альфы переворачивалось от мысли, что он может причинить ей боль. Однако и отступать он тоже не хотел. Точнее уже не мог.
Матвей уже был внутри неё, и значит она теперь, только его.
Волк был словно под кайфом. И если раньше его вторая сущность редко проявляла хоть какой-то интерес к противоположному полу, разве что реагировала немного на течки сучек в стае, и то не особо сильно, то сейчас он впервые страстно желал обратиться и покрыть омежку в третьей форме – полу оборотня, получеловека. Когда их сознания полностью сливаются. Для него она оказалась тем самым афродизиаком, от которого у зверя почти напрочь снесло голову.
И лишь усилием воли, Матвей сдерживал свою сущность, боясь, что просто убьет омежку. Он встретился взглядом со своим братом и понял, что тот тоже на грани и еле сдерживает оборот.
Черты его лица заострились, клыки удлинились и рот уже не закрывался, а глаза горели желтым пламенем.
И это хваленые альфы.
Где-то на задворках разумов у братьев возникло чувство неправильности их поведения, но было уже слишком поздно.
Оба зверя распробовали сладкую самочку, просящую у них помощи и защиту, и желание продлить род, дав им сильное потомство, и не могли отказать.
В конце концов омежка полностью расслабилась, и уже не поскуливала от болезненных ощущений, а томно стонала и, кажется, даже сама начала толкаться назад, и Матвей понял, что надо торопиться и кончить, пока они с братом не обратились.
Аромат их общей страсти буквально заполнил всё помещение.
Он начал толкаться всё глубже и глубже, стараясь не думать о том, как сжимает его член тугое отверстие, он хотел, чтобы омежка кончила первой и уж тогда бы он смог это сделать после неё.
Ведь главным было сейчас – это помочь ей во время течки, всё остальное ушло на задний план.
Он видел, что его ногти превратились в черные когти и царапают нежную кожу девушки. Матвей убрал руки за спину, сжав их в кулаки, ощутив, что ранит сам себя, а сам ускорился, разглядывая узкие плечи и выступающие позвонки.
Как же сильно его волку хотелось заклеймить омежку. Сделать её своей полностью и навсегда, но мужчина понимал, что это будет его фатальной ошибкой.
Сам не знал почему останавливает своего волка. Помнил, что нельзя, и всё.
А Тимофей тоже в этот момент боролся сам с собой и своей сущностью. Впервые он хотел убить своего брата. Впервые он хотел забрать сладкую омежку себе навсегда. Спрятать в своей квартире и не выпускать до конца жизни. Он боролся с собственными инстинктами, не понимая, почему его сущность впервые в жизни так взбесилась.
Только теперь он понимал своего отца, когда тот порой не хотел, чтобы мать выходила на улицу без него. Постоянно держал её за руку и рычал на всех, если не так смотрел на неё по его мнению.