«Я имел в виду, что мне жаль, что он сейчас в океане, рискуя своей жизнью».

« О , я не такая», — ответила она небрежно. «Все, что он делает, когда он рядом, это смотрит футбол, пьет пиво и жалуется, что я не выполняю свои «женские» обязанности. Команда Ocean полностью».

Наступила пауза, пока мы оба смотрели друг на друга. Наконец, я не выдержал. Я прошептал одними губами: « У тебя был секс с Такером Ридом, Дилан». Ох , боже мой.

Это заставило ее фыркнуть от смеха. Она зажала рот рукой, строго нахмурившись. «Заткнись. Я все еще злюсь на тебя. Я здесь не для того, чтобы заглаживать свою вину. ”

«Даже если я буду очень умолять?» Я пошевелил бровями.

«Спроси еще раз, когда я поем. Я голодная». Она оглядела комнату, оценивая людей и посуду. «А теперь, если вы меня извините, я собираюсь приготовить себе тарелку беременной женщины и съесть ее, слушая, как совершенно незнакомый человек рассказывает мне ужасные истории о родах. В последний раз, когда я общалась, Мелисса рассказала мне о своих двух стимуляциях, уколах стероидов и экстренном кесаревом сечении. Трудно превзойти это, но у меня есть вера».

Она неторопливо ушла, оставив меня с сердцем в горле и жалкой решимостью исправить наши отношения. Я уже подвел ее однажды, но не собирался делать этого снова. Жизнь без Дилана была немыслима теперь, когда я снова ощутил ее присутствие в своей вселенной.

«Дот». Хриплый голос проник прямо в мою кровь, и я точно знала, кому он принадлежит. «Мои искренние соболезнования».

Неохотно я наклонил голову до самого верха, вытянув шею, чтобы посмотреть Роу в глаза. Он был почти на фут выше меня. Тошнота скрутила мой желудок вверх дном.

Он был таким великолепным. Я была в полном восторге.

Роу Касабланкас всегда был гвоздем программы, но это было … Это было лицо моего феминизма, покидающего мое тело навсегда, покупающего билет в один конец на Бора-Бора.

Точеные линии его подбородка, вмятина в центре его нижней губы, морщинки, раздувающие его глаза с густыми ресницами. Какое ему дело было быть таким привлекательным?

Его губы шевелились, и вот тогда я понял, что он разговаривает со мной, а я представлял, как еду верхом на этом рту, словно от этого зависит будущее нации.

«Можешь повторить это еще раз?» Я прокашлялся, пораженный его чертами лица.

«Сочувствую Артему», — протянул он тоном, которым обычно объявляют приговоры по делу об убийстве первой степени. «Несмотря на мою неприязнь к его дочери, он был действительно единственным в своем роде. ”

Мы определенно не были на одной волне. Я хотела залезть на этого мужчину, как на дерево. А он хотел, чтобы я упала с него и сломала себе позвоночник. Было очевидно, что он хотел быть вежливым и двигаться дальше. Его тело уже наполовину наклонилось, чтобы подставить мне спину и уйти. Мои глаза щёлкали.

«Да». Я заправила волосы за ухо. «Я имею в виду... я, гм, согласна».

Это даже не предложение, Кэл. Просто набор слов-паразитов.

Он повернулся, собираясь уйти и оставить меня там. Что-то заставило меня не оставлять это так. Может быть, чувство вины?

«Ты много помнишь о нем?» — выпалил я.

Все, кто окончил школу Staindrop High, знали папу. Он был тем самым учителем. С клетчатыми рубашками, девятью ручками в нагрудном кармане и поясной сумкой, которую он получил бесплатно от своей страховой компании. Но папа никогда не обсуждал со мной свои отношения с другими учениками. Он заботился об их личной жизни так же, как и о своей собственной.

«Все хорошие стороны». Его глаза сощурились. «Физика и химия были моими любимыми предметами в старшей школе».

«Я не…знал…этого». Это было ужасно. Смотреть на его лицо и одновременно пытаться говорить по-английски как следует. Поразмыслив, я понял, что пора заканчивать. «Ну что ж! Спасибо, что пришли, я лучше…»

«Я навестил его за день до его смерти».

Он был? Я даже не знала, что он был в городе. Как мама могла не упомянуть об этом?

Ну, она не знала, что он лишил тебя девственности и всего, что осталось от твоей души, в ночь перед твоим переездом в Нью-Йорк.

Я уставился на него, слишком потрясенный, чтобы поднять челюсть с пола. «Ты сделал это?»

«Он спросил, собираюсь ли я присутствовать на его «настоящем веселье». Роу процитировал пальцами. Так папа назвал свои предстоящие похороны. Настоящее веселье . Потому что он хотел, чтобы люди были счастливы, что он жил, не грустя о том, что умер. «Сказано, чтобы напомнить вам, что он больше не испытывает боли. Что он, вероятно, сейчас на небесах, играет в шахматы с Леонидом Штейном и Эйбом Тернером и ест икру белуги».