— Разве не вы приказали их утопить?

— Я?! — так поразился моим словам визирь, что я окончательно поверил в его невиновность. — Прошу, скажите мне, что с ними всё в порядке.

— Они целы, — не стал отрицать я. — И находятся у меня. О них хорошо заботятся.

Скрывать смысла не было, кто-нибудь рано или поздно увидит необычных животных, а уж слухи о новых питомцах дворян разлетаются быстро. В каждом выпуске газет обсуждалось, кто и кого себе завел.

Да и жалко мне стало посла, переживал он по-настоящему, не скрывая своих эмоций.

— Как они к вам попали? — тон мужчины не был требовательным, скорее уж умоляющим. — Обещаю, я расскажу вам всё, но мне нужно знать как именно вы нашли их.

— Минуточку, — я поднялся и отошел в дальний угол террасы.

Набрал Прохора и попросил его позвать Гордея. Понятное дело, про приказ мальчишке отдавал не сам визирь лично. Оставалось выяснить, кто. Выслушал взволнованный рассказ приютского, еще раз заверил, что никто его не заберет, и вернулся к визирю.

Тот мерял шагами пространство от кресла к перилам. Кошка лениво наблюдала за его суетой.

— Вам известен некто Селим-бей? — задал я риторический вопрос.

Своего первого помощника Мехмет-паша точно должен был знать. Именно он и поручил пацану грязное дело.

Лицо визиря преобразилось, превращаясь в равнодушную маску. Он крикнул, вызывая слугу, и велел позвать своего помощника.

Селим-бей оказался низеньким толстяком с добродушным лицом и бородой с подкрученными завитыми концами. Толстые пальцы, все унизанные перстнями, покоились на животе, а полы длинного кафтана волочились позади него.

Помощник низко поклонился и начал певуче приветствовать:

— О, достопочтенный Хаджа Ме…

— Молчать, — оборвал его посол. — Скажи мне только одно, Селим. Ты сам решил уничтожить потомков кутлу-кеди или тебе кто-то велел это сделать?

Толстяк бросил на меня быстрый взгляд, и маска учтивости пропала с его лица. Решение он принял мгновенно и действовал стремительно.

Пухлые руки шустро забрались под кафтан и в сторону визиря полетели два кинжала. Оба зачарованные — их лезвия были пропитаны магией смерти.

Элементали, охраняющие своего хозяина, отреагировать не успевали.

А визирь у себя во дворце явно чувствовал себя в безопасности и даже на встречу со мной, то есть незнакомцем, не озаботился о простейших защитных амулетах.

Я действовал без размышлений. Освободил из перстня стихию воздуха, выставляя перед послом прочный щит. Черный, как сама тьма. Обычную стихию кинжалы разрезали бы, как бумагу. Поэтому пришлось прибегнуть к темному дару.

Лезвия столкнулись с преградой и со звоном рассыпались осколками к ногам ошарашенного визиря.

Селим-бей обернулся ко мне и его лицо перекосило от ярости:

— Ты…

Закончить предатель не успел. На него обрушился джинн и я невольно сделал шаг назад. Стихия мгновенно испепелила человека, лишь горстка пепла осела на туфлях посла и он брезгливо потряс поочередно каждой ногой.

Мехмет-паша, к его чести, в руки себя взял быстро. Только лицо неестественно оставалось бледным.

— Искандер-эфенди, — он глубоко и размеренно поклонился и замер в таком положении. — Примите мою благодарность и долг жизни. Вы праве требовать любую награду.

Мне бы хватило и того, что он назвал меня уважительным «эфенди», не говоря уж об имени, переиначенным на свой манер. Знак доверия и исключения из числа чужаков. Эти два слова значили больше любых обещаний и наград.

Кошка взглянула на меня с интересом и я подмигнул ей. Пушистая фыркнула и отвернулась.

— Пожалуй, я бы съел ещё ваших волшебных сладостей, Мехмет-паша, — улыбнулся я. — И от чашечки кофе не откажусь.

Визирь выпрямился и изучающе посмотрел на меня, наклонив голову вбок. Теперь огоньки в его глазах казались теплыми и уютными.

— А уж если вы откроете великую тайну их приготовления…

— Это высокая цена за мою жизнь, — совершенно серьезно ответил мужчина.

Он выдержал паузу и расхохотался, открыто и по-настоящему. Напряжение от смерти, едва не коснувшейся его, отпустило и потребовало разрядки.

— Для вас, эфенди, я сделаю исключение. Если пообещаете никому не передавать семейный рецепт.

Визирь распорядился, чтобы подали угощение, подмели пол и принесли ему новую обувь. Последний презрительный взгляд, брошенный на испачканные туфли, был единственным коротким прощанием с бывшим помощником.