– Ты, мальчик, часом не сектант, прости, Господи?

Пионэр весело расхохотался:

– Нет, бабушка, не сектант, ибо не вижу смысла в религии и околорелигиозной мифологии. Мы существуем в объективной материальной реальности…

Он сделал шаг, попытался заглянуть за зонтик, Виолетта Никифоровна пискнула, чуть не свалилась со скамейки, скукожилась за ненадёжной защитой, как смогла, и зажмурилась. В сущности, что ему этот зонтик!

– … хотят этого реакционные служители культа или нет…

Деревья радостно зашелестели, приветствуя нового героя. Без него им было грустно. А с ним всегда становится как-то увереннее и безопаснее. Хотя вот если взглянешь на него – вздрогнешь и поморщишься. Впечатление он производит… скорее отталкивающее. А уж по сравнению с Пионэром так и подавно. Но воплощённые зелёные души смотрят на людей своим особенным взглядом и видят истинное положение вещей, а не разницу в гардеробах.

Итак, поприветствуем.

Из-за деревьев вышел Мужик в Длиннополом Пальто. Он медленно брёл по жухлому газону. Кажется, каждым шагом он проминал Землю до самого полюса. На лицо был вызывающе небрит, а телом несколько уже обрюзг. Скорее всего, от него ещё и ощутимо попахивало. И это его пальто… Как в такую погоду можно ходить в длиннополом пальто? Потеешь ведь, наверняка, нещадно. Но что пальто! Вот взгляд… Во взгляде, угрюмом, мутноватом, исподлобья, да, всё ещё читалось что-то былое, удалое – то самое, отчего рядом с ним всегда становилось увереннее и безопаснее.

Мужик тяжело опёрся руками на спинку соседней скамейки. Пионэр и Виолетта Никифоровна, однако, не заметили его сразу, погружённые в свою драму с намёком на применение оружия.

Пионэр наседал на бабуську, размахивая возбуждённо консервами и пистолетом, и так и сяк заглядывал за зонтик. Бабуська держалась на скамейке одним только честным словом да памятью об отставном капитане третьего ранга Капитонове. Миссури?

А что Миссури. Миссури в ужасе.

– …И только лишь происходящие в объективной реальности события, влекущие за собой цепь последствий, являются двигателем прогресса, либо, напротив, порождают регресс в отдельных областях согласно законам диалектического материализма, в том числе в политике, культуре, даже экологии или, проще говоря…

Мужик слушал, слушал. Вздохнул сокрушённо, покачал всклокоченной головой. Опять…

– Горазд же ты трепаться.

Пионэр осёкся на полуслове, обернулся. Оскалился в радостной улыбке. Опять!

– Здравствуйте! Вам помочь?

Мужик окинул его долгим трудным взглядом.

Что в глазах у Мужика? Отрицание? Гнев? Торг? Депрессия? Принятие?..

– Помоги.

Всё так же проминая Землю, он подошёл и присел на скамейку. Виолетта Никифоровна вдруг почувствовала, что ее перестали держать. Но выглянуть из-за зонтика не отважилась. Мало ли. Как там Миссури, собаченька моя… Проводок жалобно провис, из-под лавки не слышно ни писка, ни шороха.

Улыбка Пионэра всё расцветала и расцветала. Ещё немного – оторвётся и полетит прямиком к тому единственному коту, который умел улыбаться и пудрить мозги наивным девочкам, верящим, что попали в сказку.

Коммерческое предложение осталось прежним. В одной руке – консервы, в другой – пистолет.

И опять – как наваждение – чёрно-белые кадры с поющими пионерами… Впрочем, это только наваждение.

Мужик муторно вздохнул (да начнется…) и проговорил:

– Помоги, тимуровец. Дай сто рублей.

Пионэр (…игра!) процедил ответочку сквозь улыбку:

– Зачем?

Мужик хмур. Нет настроения на долгий дебют. Да и сил тоже не особенно.

– Слышь, ты, тимуровец. Или помогай, или вали отсюда.

Улыбочки усеяли Пионэра всего, с ног до головы – от прилизанной чёлки до начищенных до блеска ботиночек.

– Как же я уйду, если вам помощь нужна?

Он всучил Мужику консервы, свободной рукой подхватил рюкзачок. Мужик принял. Игра.

– Только вот один вопрос.

Отдал Мужику пистолет, забрал консервы, положил консервы в рюкзачок, зашебуршал там.

– Вы точно уверены, что вам нужны именно сто рублей? Может быть, сто евро? Или хотя бы доллары? Или любой другой эквивалент, в зависимости, конечно, от вида помощи, в которой вы нуждаетесь. Хотя да, если подумать, рубли-то надёжнее, но кто знает, кто знает, так всё шатко и нестабильно в этом мире…

Виолетту Никифоровну вытянуло из-за зонтика. Округлившимися подслеповатыми глазками она следила за руками Пионэра, как за руками напёрсточника, не в силах оторваться. Пока Пионэр болтал про международные валюты, из рюкзачка появились и исчезли обратно: зажигалка для газовых плит, деревянная мышеловка, валенок с калошей, топорик для рубки мяса, игровая приставка тридцатилетней давности, журнал «Мурзилка», паяльник…

Мужик не выдержал и прорычал (осыпалось несколько испуганных листочков):

– Развоплотись, ты, тимуровец!

Пионэр смиренно опустил глазки долу, на мгновение прекратив манипуляции с рюкзачком.

– Конечно. Если моё присутствие вам неприятно…

Опять ковыряется.

– …я, конечно, уйду. Но уйти, не оказав помощи, я не могу.

Он повернулся к бабуське – о да, это было одновременно и как в кино, замедленно и красиво, и как в бренной жизни, резко и немного неуклюже – и наставил на неё пистолет. Виолетта Никифоровна взвизгнула, зонтик в её руках схлопнулся и упал на землю.