– Но почему вы мне об этом даже не сказали? – возмущенно воскликнул Данглар, глядя вслед комиссару, быстро удалявшемуся в направлении вокзала Монпарнас.

– Я как раз подробно писал вам об этом, – ответил Адамберг, помахав телефоном. – К началу совещания в одиннадцать у вас будет все необходимое.

– Кроме вас, – пробормотал Данглар, глядя вслед Адамбергу и, как всегда, разрываясь между осуждением и восхищением.

Само собой разумеется, рассудительного Данглара раздражал образ мыслей и действий комиссара и его подход к работе, однако он привык ориентироваться на непредсказуемые колебания его внутреннего компаса. Порой казалось, что этот компас вообще не работает, но как бы он ни отклонялся, как бы ни сбивал с курса всех остальных, Данглару он был необходим, чтобы побороть свою тревожность. И хотя этот компас был своенравным, для Данглара он был словно маяк, и он не отрывал от него глаз.

Когда Адамберг дремал, сидя в поезде, пришло сообщение от Данглара:

Незадолго до допроса в Комбуре Адамберг незаметно проскользнул в кабинет Маттьё: до назначенного времени оставалось еще минут пятнадцать. Они крепко обнялись, и Маттьё окинул взглядом товарища:

– Ты мало спал.

– Мне нужно было кое-что сделать на рассвете, я вздремнул в поезде.

– Налью тебе кофе.

– Спасибо. Ты связался с Норбером по телефону?

– Да. Я решил, что будет лучше не сообщать ему о смерти Гаэля эсэмэской. Я просто попросил его прибыть в жандармерию Комбура как можно скорее, написал, что он мне очень нужен, но он увидел мое сообщение только в двенадцать тридцать.

– Что ответил? – спросил Адамберг, жадно глотая кофе. – Успею выкурить сигарету?

– Еще девять минут, – сообщил Маттьё и дал прикурить коллеге, который безуспешно шарил по карманам в поисках зажигалки. – Ответил любезно, нейтрально. Он окончит урок в Комбуре и придет в назначенное время. Мы с тобой договорились, что ты не задашь ни одного вопроса, иначе мы нарушим правила.

– Само собой, Маттьё.

В четырнадцать ноль-ноль Норбер три раза негромко постучал в дверь.

– Входите, Норбер, присаживайтесь, – приветствовал его Маттьё, пожимая руку.

– Надо же, Адамберг! – с улыбкой произнес Норбер. – Вы, похоже, жить без нас не можете!

– Приехал уточнить последние детали. Сделал крюк и завернул в Лувьек поздороваться с комиссаром.

– Что-то, вероятно, случилось, раз вы сделали крюк в Лувьек.

Произнося эти слова, Норбер пытался счистить с краев брюк землю, приставшую к толстой ткани, пока он шел через лес. Во время прогулок на природе он не облачался в костюм виконта.

– Извините, – сказал он, внезапно вскочив на ноги. – Я намусорил у вас в кабинете. Мне очень неловко, это так невоспитанно с моей стороны. Я сделал это непроизвольно, сегодня утром в зарослях было сыровато, зато мне повезло с добычей, – добавил он, показав маленькую корзинку. – Представьте себе, я нашел пять сморчков, в эту пору они попадаются уже редко. Катрин будет в восторге.

– Катрин помогает Норберу по хозяйству, – объяснил Маттьё Адамбергу.

В начале разговора, рассудил Адамберг, Норбер выглядел вполне естественно, маловероятно, чтобы он так держался, если бы знал о гибели Гаэля, а тем более если бы сам его убил.

– Месье де Шатобриан, садитесь, прошу вас. Вы не будете возражать, если я запишу нашу беседу?

Норбер прищурился, окинув Маттьё меланхоличным взглядом:

– «Месье де Шатобриан»? Запись? Маттьё, это что, допрос?

– Не беспокойтесь, вы не первый и не последний, кому я задаю вопросы. Я опросил уже семерых из тех, кто позавчера был в трактире, впереди еще много народу.

– Опросил в связи с чем? Что происходит, комиссар?

– Гаэль Левен был убит позавчера вечером.

– Что? – тонким голосом вскрикнул Норбер и уперся ладонями в подлокотники деревянного кресла, словно собираясь встать.

– Убит. Как вышло, что вы узнали об этом только сейчас? Это известие не успело вчера попасть в газеты, но новость быстро разошлась по всему Лувьеку.

– Вчера я ездил в Доль, к другу детства. Спросите у него, если вам интересно. Гаэль! Что произошло? Спор в трактире зашел слишком далеко? Надо признать, он сильно напился и сыпал оскорблениями налево и направо, как будто поле засевал. Он над кем-то подтрунивал и перегнул палку? И его ударили бутылкой по голове?

– Почему вы подумали о бутылке?

– Потому что такое однажды было лет пять-шесть назад. Он обозвал Кеменера слюнявой улиткой, Кеменер вскочил, схватил бутылку и разбил ее о голову Гаэля.

– Кеменер – директор школы, – пояснил Маттьё Адамбергу.

– Это правда, у него действительно повышенное слюноотделение, – продолжал Норбер. – Он тогда только рассек Гаэлю кожу на голове. Жоан, хозяин заведения, единственный, кому по силам совладать с лесничим, тогда их разнял и позвонил в жандармерию.