ИВАН: Все нормально, конечно. Бери столько времени, сколько тебе нужно. Я не хотел бы давить на тебя. Я знаю, что так могло показаться, когда я представился, но я просто не мог смириться с мыслью, что отпущу тебя и, возможно, больше никогда тебя не увижу.

Конечно, я знаю, что увидел бы ее снова, если бы тот день не удался. Мне не нравится, что текст переходит в ложь, но я говорю себе, что это правда. Что, если бы она так и не вернулась туда? Я бы не смог смириться с тем, что потеряю шанс с ней. И я не смог бы остановить себя от попытки.

Это ложь только в самом техническом смысле.

ШАРЛОТТА: Итак, как ты смотришь на вечер пятницы? Я свободна. Для «просто ужина» и «реальном свидании».

ИВАН: Идеально. У меня есть идея для «просто ужина». Тебе понравится. В пятницу. Я заеду за тобой, если ты пришлешь мне свой адрес? Как насчет восьми тридцати?

ШАРЛОТТА: Отлично. Я пришлю его в пятницу утром.

Осторожная. Хорошая девочка. Это первое, что я думаю, когда она говорит, что не будет присылать мне свой адрес до утра пятницы, потому что это умный поступок. Конечно, я уже знаю ее адрес и многое другое о ней. Чувство вины снова закрадывается в мой разум и говорит мне, что все это — не тот путь, который нужно начинать, если я хочу сохранить ее. Каждая ложь, секреты и умолчания будут наслаиваться друг на друга, пока я не окажусь под их тяжестью, не имея ни единого шанса на то, чтобы Шарлотта осталась в моей жизни.

Но нет никакой вероятности, что у нее был бы другой путь.

Я снова и снова прокручиваю в голове этот разговор, ночь в «Маскараде» и онлайн-чат, пока меня везут в бар на встречу с дистрибьютором моего отца. С тех пор она не писала мне ни разу, только сегодня утром прислала свой адрес, и это усиливает ощущение, что я изголодался по общению с ней. Что я нуждаюсь в ней, что не поддается логике.

Бар — это забегаловка в районе Саут-Сайд, которой владеет мой отец. Сзади припаркован черный «Бьюик» с затемненными окнами, который видно, когда машина, в которой я еду, тоже заезжает на задний двор. Я бы предпочел поехать сам, но отец настоял на том, чтобы прислать за мной своего водителя сегодня утром. Я знаю, что это не имеет ничего общего с моим комфортом, а все связано с тем, что он хочет контролировать мои передвижения. Возможно, водителю придется докладывать, куда я отправлюсь после отъезда и не останавливался ли где-нибудь до этого — водитель не тот, кого я знаю. Возможно, новый сотрудник, а возможно, и шпион.

В любом случае, я не поднимаю шума. Это более подозрительно, чем просто согласиться.

Уже пять часов, но в баре по-прежнему темно и тихо. Это место — скорее прикрытие для бизнеса, чем что-либо еще, достаточно обшарпанное снаружи, оно вписывается в окружающую обстановку, достаточно унылое, чтобы в него заходила лишь горстка клиентов. Те, кто здесь есть, сидят за потрескавшейся деревянной барной стойкой на потертых зеленых кожаных табуретах и беседуют с потрепанной женщиной, наливающей им коктейли. Я бросаю на нее взгляд, когда вхожу через заднюю дверь: она выглядит так, будто когда-то была красивой, но ее светлые волосы поседели и собраны в копну на голове, а фигура, которая когда-то, вероятно, была чертовски хорошей, стала мягче, что не идет ее потертым джинсам с низкой посадкой и черной майке, в которую она одета.

Я вижу тень мужчины, с которым должен был встретиться. Он устроился в самой дальней кабинке, перед ним запотевший стакан с водой и еще один с пивом, оба практически нетронутые. В тени я не могу разглядеть его черты, но вижу кольцо на указательном пальце, на которое мне сказали обратить внимание, — тяжелое золотое кольцо со звездой в центре.

Бармен бросает на меня один взгляд, затем выпрямляется и расставляет рюмки перед ожидающими клиентами, после чего начинает деловито полировать стаканы. Я одет небрежно, в черные джинсы и тонкий черный балахон, образ завершают военные ботинки, но, полагаю, одного из сыновей босса не перепутаешь. На заднем сиденье наверняка висят наши фотографии — для сравнения или для использования в качестве доски для игры в дартс.

Видит Бог, я достаточно часто использовал фотографию своего отца таким образом.

Я скольжу в кабину по потрескавшейся зеленой коже. Мужчина поднимает голову, и я вижу гладкое, почти мальчишеское лицо, двухдневную щетину, темные, почти черные глаза.

— Кариев, — говорит он ровно, и я киваю.

Ирония судьбы в том, что в этом месте я встречаюсь с поставщиком моего отца. Наркотики для вечеринок, высокооктановый кокс, молли и ЛСД — все это будет продаваться по самым высоким ценам в заведениях моего отца другими дилерами, которые получат свою долю. Этот человек, вероятно, стоит столько же, сколько и я, но мы сидим здесь, в этом мрачном баре. Затхлый, кислый запах едва перекрывается резким ароматом лимонного очистителя и нового алкоголя, а музыкальный автомат приглушенно играет то, что выбрал бармен или кто-то из завсегдатаев. В данный момент это что-то из Linkin Park, что мне не нравится. Звук раздражает.

— Мой отец хочет, чтобы груз был доставлен к этим выходным, — тихо говорю я ему. — Чтобы доставить и раздать другим дилерам. У нас не хватает товара, поэтому он хочет, чтобы в этот раз объем был больше. Клубы «Черная кошка» и «Фантазия» продали в два раза больше, чем мы ожидали.

Мужчина поднимает стакан с водой и делает глоток.

— У меня столько же, сколько и в прошлый раз. Он хочет получить его в эти выходные, но хочет больший объем? Тогда ему придется и заплатить больше.

Я знаю, что он прав, когда говорит об этом. Мой отец тоже навязал мне эту идею, и я прекрасно понимаю, что это большая просьба. Я также знаю, что он поставил меня в такое положение, чтобы посмотреть, что я буду делать.

— Он заплатит за товар по обычной цене. Никаких дополнительных сборов.

Мужчина хмыкает.

— Если просишь что-то в спешке, то платишь дороже. Кариевский пахан должен это знать.

Он и вправду знает. Я медленно выдыхаю через сжатые губы, досадуя, что вообще здесь нахожусь, досадуя, что имею дело с ситуацией, которую, как я знаю, мой отец намеренно усложнил.

— Я посыльный. — Говорю я категорично. — Я говорю тебе, чего хочет Дмитрий и что он даст. Все, что мне нужно, — это чтобы ты кивнул и сказал да.