Вот уже отворились двери, проводник объявил станцию Шалакуша. Следующая Плесецкая. Обходчики простукивали буксы. И как молот по наковальне, приток крови к голове заставил Палладинова не просто подняться, а подскочить, сорвать дверь купе, пробежать через весь вагон и выйти на улицу. Палладинов чувствовал, как он, разгоряченный, глупо выглядит на морозе. Снежинки, медленно падая на его волосы, быстро таяли. Он заправился, поправил будто привязанную к нему сумку, и пошел на станцию. К его удивлению, там было немало людей. Он подошел к расписанию поездов, и тут его словно ударило током. Всем выходящим из вагонов объявляли, что потеряны документы на имя Лугова И.С. Палладинова обдал холодный пот. Что за черт? Среди толпы зевак, ожидающих своего поезда, и людей, наоборот, спешащих на подъехавший, с которого он так преждевременно сошел, пробирался невысокий человек в годах, с залысиной и очками с толстыми линзами. Маленький человек, поприветствовав дежурного по станции словами: «Шалом! Я дико извиняюсь…», – начал объяснять, что он, дескать, и есть тот самый Иосиф Лугов. Но этот человек не имел ничего общего с тем гражданином, сопровождавшим лейтенанта несколько мгновений назад. Раздался гудок, и Палладинов посмотрел на состав, уходящий вдаль, на станцию Плесецкая с пустым купе, где должен был быть он… Судьба его переменилась, внесла коррективы. Он вернулся в зал ожидания. Снег прекратился, и с восточной стороны уже поднималось солнце, медленно выползая, как пес из будки, и заполняя светом каждый угол в миг опустевшей станции.

Юрий Андреевич Семенов сидел в своем кабинете. Где-то в конце коридора слышались шаги, шумливо отзывающиеся на половых досках. С чувством глубокого удовлетворения Семенов затянулся и затушил окурок сигареты в новенькой, подаренной на Новый год пепельнице с изображением каких-то неведомых ему, человеку предпочитающему мир и покой вылазкам в дремучие леса, зверей. Он медленно выпустил дым из легких и вдохнул полной грудью не самый свежий воздух кабинета, наполненный дымом и пылью груды бумаг и книг, лежавших в его кабинете не только на столе, но и на полу и даже на стульях. Семенов, по обыкновению, подвел жирную черту и поставил подпись в ведомости доставки секретной корреспонденции, выполненной лейтенантом внутренней службы Амбросимовым. Кто у нас следующий? Палладинов. В его ведомости значились две фамилии: Демидов и Петров. Юрий Андреевич, взглянув на календарь, удивленно поднял брови, откашлялся, убрал ведомость и подошел к окну. Солнце пригревало. Тонкое стекло отделяло его от морозного ветра, колющих снежинок, при мысли о которых Семенов слегка поморщился, словно слова «майор внутренней службы» в его удостоверении защищали от всех бед и стужи, подстерегающих за пределами хорошо охраняемой, обнесенной колючей проволокой территории специальной связи России. Раздался звонок:

– Семенов у телефона.

– Товарищ майор, говорит лейтенант Палладинов, я звоню со станции Шалакуша.

Юрий Андреевич метнул взгляд на карту, занимавшую в его кабинете почетное место напротив стола. Он гордился своим знанием географии родной страны. И не зря. Без труда он отыскал Северную железную дорогу, станцию Шалакуша и следующую за ней станцию Плесецкая. Мгновение назад он уже встречал ее в графе «Пункт назначения» для гражданина Петрова.

– Допустим. И что ты там делаешь?

В доли секунды слова преодолели расстояние в несколько сотен километров и вырвались из трубки телефона Палладинова. Ох, не сулил этот тон ничего хорошего. Но и делать было нечего, пришлось выкладывать все, как есть.

– Обстоятельства непреодолимой силы, Юрий Андреевич. Почувствовал неладное, решил сойти…

Семенов оторвал от уха трубку, про себя выругался и вспомнил то время, когда специальной связи было доступно многое: большой автопарк, оружие и так далее. А теперь многие сотрудники, вот так, на свой страх и риск, инкогнито перемещались по северу России.

– Письмо для Петрова у тебя?

– Да.

– Так вот, поедешь до Плесецка на машине. Я пришлю к тебе Амбросимова. Он при оружии. Конец связи.

– До свидания.

Досада и стыд одолевали Виктора. Теперь утром он с усмешкой вспоминал вчерашний инцидент в поезде: событие, кажущееся ночью каким-то магическим или волшебным, утром воспринимается игрой больного воображения. Приедет Амбросимов, важный, на автомобиле, и они передадут это чертово письмо. Выругавшись, Виктор вышел на перрон и вдохнул холодный зимний воздух.

Палладинов проснулся, когда они с Амбросимовым подъехали к дому №1 по ул. Героев Космоса поселка Плесецк. В машине было тепло, и выходить совсем не хотелось. Сказать Амбросимову, чтобы сам отнес письмо? Он же согласится. Но не упустит возможности об этом рассказать, в том числе Семенову, и тогда Палладинову несдобровать: он обязательно станет объектом насмешек.

– Давай пакет, – сказал Сашка Амбросимов, молодой и красивый, с большими амбициями. Так и хочется спросить, зачем он пошел в посыльные, пускай и с пистолетом в кобуре?

– Я сам, подожди здесь, – ответил Виктор.

Снег хрустел, зимнее северное солнце светило так, что смотреть, кроме как себе под ноги, никуда было нельзя. Дверь в подъезд была отворена, и Палладинов, быстро поднявшись по лестнице, позвонил в дверь. Никого. «Может положить в почтовый ящик?» – подумал Виктор. Улыбка мелькнула на его лице. Постояв у двери еще пару минут, он спустился. Сев в машину, они несколько минут слушали магнитофон. Неожиданно для самого себя Палладинов спросил:

– Вот скажи мне, Амбросимов, бывает такое у тебя: встретишь человека, а он все про тебя знает и более того с тобою этим делится?

– Ты чего это, Витя? Неужели тебя цыганка с картами с дороги сбила?

– Нет, сложно сказать, кто именно.

– У меня тоже такой случай был. В студенчестве работал с товарищами в Ямало-Ненецком округе, в последние годы существования всесоюзных студенческих строительных отрядов. Обратно на поезде возвращались, помогли одной милой старушке сумки от поезда до вокзала донести. А она нам, вместо «спасибо» и заявляет: одному, мол, быть большим начальником, другому ждать большой любви, но, к сожалению, безответной, а мне сказала, что я сильный и энергичный, но меня это подведет, и ждать мне чего-то плохого. Только до сих пор не понял чего.