– Да я не об этом…

Их разговор прервал гражданин, прошедший мимо машины и с осторожностью оглядывающийся по сторонам. Он постоял около соседнего подъезда и, лихо пробежав по тротуару, вбежал в знакомый для двух фельдъегерей подъезд. Через несколько минут в окне Петрова зажегся свет. Амбросимов и Палладинов переглянулись и без слов поняли друг друга. Виктор кивнул своему коллеге и, выйдя из машины, направился к нужной двери. Быстро преодолев лестничные марши, он вновь нажал на дверной звонок. Слыша, что у двери кто-то копошится, он, дабы не пугать адресата, представился. Петров, удивленный и слегка взволнованный, открыл дверь. Понял, что фельдъегеря за ним следили. Палладинов предъявил удостоверение. Петров выглянул из двери, вышел на лестничную клетку, посмотрев на первый этаж, и, подозвав Палладинова, зашел в квартиру. Взору фельдъегеря открылась маленькая захламленная квартира. Повсюду находились самые разнообразные вещи, о предназначении которых Виктор мог только догадываться. Здесь была небольшая коробочка с зеленым экраном и множеством валкодеров и маленьких кнопок, пыльный диск с металлическими шариками и стеклянными колбами по бокам, прибор очень похожий на лампочку, с небольшими металлическими пластинами внутри, а также масса других приборов, на которых Палладинов не успел зафиксировать взгляд. Петров переступил через пару коробок, стоявших в коридоре, отодвинул в сторону треногу и зажег настольную лампу в единственной комнате. На столе толстым слоем лежали разнообразные чертежи, преимущественно на русском языке, но встречались и иноязычные буквы и символы.

– Ваше письмо, гражданин Петров.

– Да, давайте, где расписаться?

Палладинов подал ведомость и, получив автограф Петрова, поинтересовался:

– А что это у вас? Вы инженер? Формул таких я еще не видал, – Виктор указал на коричневую доску, покрытую по краям меловой пылью солидной толщины. На ней были нанесены разные окружности, траектории движения и, самое главное, колоссальное количество формул, а также несколько крупных вопросительных знаков.

– Не имею права вам ничего рассказывать. Сами все рано или поздно узнаете. Извините, мне необходимо работать.

Палладинов пошел к выходу и обратил внимание на висевший в коридоре календарь с обведенным числом 19 и надпись, выполненную большими строчными буквами «ЗАПУСК». Не успел Виктор переступить порог, как дверь за ним захлопнулась. «Странный гражданин», – подумал он. Выйдя на улицу, фельдъегерь сразу направился к заведенному автомобилю. Через мгновение машина тронулась с места и понеслась в родной город.

Лейтенанты внутренней службы больше не возвращались к неоконченному разговору. По дороге от дома №1 по ул. Героев Космоса до железнодорожной станции Палладинов думал о Петрове. Средних лет, лицо интеллектуала, но постоянный страх в глазах, неуверенность движений, неразборчивость слов оставили осадок у лейтенанта. Его мысли прервала троица, стоящая у вокзала. Они кого-то ждали. Взгляд воспаленных глаз одного из них упал на едущую по заснеженной дороге фельдъегерскую «Волгу», на мгновение встретившись с Виктором. Автомобиль пронесся мимо и Палладинов в зеркало заднего вида еще долго наблюдал за стоявшими у вокзала молодыми людьми, смотрящими вслед уходящей машине.

Для Виктора дорога домой пролетела незаметно. Он был погружен в мысли о случившемся. Чем ближе «Волга» была к серому зданию фельдъегерской службы, тем все больше он думал о том, что сказать Семенову. Ведь, по сути, никакая опасность его не подстерегала, просто какое-то наваждение. Въехав на территорию и припарковавшись, оба лейтенанта поднялись в кабинет начальника. Семенов встретил их, как всегда, выглядывая из-за горы бумаг. Поприветствовав друг друга, фельдъегеря поделились с ним деталями доставки писем. Юрий Андреевич выслушал их и обратился к Палладинову:

– Палладинов, почему маршрут изменил? В Шалакушу тебя никто не отправлял.

– Товарищ майор внутренней службы, в купе со мной очень подозрительный гражданин ехал, Лугов Иосиф Соломонович. Про Петрова мне говорил. Предупреждал, что в Плесецке выходить не стоит. Я не стал рисковать…

– Знаешь, лейтенант, есть такое хорошее выражение: боишься – не делай, делаешь – не бойся. Надо было разобраться с этим Луговым. Разузнать, откуда у него информация, зачем он тебя предупредил. В противном случае задержать его, потому что, сдается мне, нечиста у него совесть. Осведомлен очень хорошо. Такие встречи просто так не происходят. Потому, Палладинов, с тебя рапорт, опиши все как можно подробно: портрет Лугова, как себя вел, что именно говорил; а я по своим каналам попытаюсь пробить, кто он такой. Свободны.

Дождавшись, пока они с Амбросимовым выйдут из кабинета, Палладинов, сославшись на то, что забыл кое-что спросить, вернулся в кабинет.

– Юрий Андреевич, я про Демидова хотел спросить. Вы с ним лично знакомы?

– Витя, я много наслышан об Иване Матвеевиче, служил в КГБ, имеет правительственные награды, – затем Семенов, подумав, добавил: – Ушел на пенсию не так давно, но, несмотря на то, что выглядит дряхлым стариком, нам с тобой фору дать может. Я не удивлюсь, если он до сих пор как-то связан с секретными службами…

– Понятно, мы могли доставить ему неприятные вести, правда?

Семенов улыбнулся и достал сигарету.

– Содержание писем я не знаю. Вообще – Демидов колоритная фигура. Довелось мне с ним беседовать в девяносто первом по поводу ГКЧП и распада СССР. Я ему говорю, мол, все пропало, что было, уже не вернуть, а впереди только неизвестность и разруха. Как дальше жить, спрашиваю я у него? – тут Семенов начал рассказывать про славное советское прошлое. Собственно говоря, это была его излюбленная тема, которую он, по возможности, не обходил стороной, – так вот, знаешь, что мне Демидов ответил? «Юра, – говорит, – ты не расстраивайся, не жди ничего плохого. Туго будет, но все вернется на круги своя. Это новый виток истории России. А история нам доказывает, что Россия подобна сказочной птице Фениксу. Она сильна и непобедима извне, но сжигает себя в собственном гнезде, чтобы возродиться вновь и достичь прежнего могущества. Так было в смутное время, когда поляков в Москву сами запустили, и не один год они там восседали, в семнадцатом году, когда с ног на голову все перевернулось, и так происходит сейчас. Не ровен час Феникс расправит крылья и вновь покажет свою истинную красоту». Вот так, Витя, он и сказал. Он не простой человек и знает побольше нашего. А ты чего, собственно, интересуешься?

– Лугов не только про Петрова говорил, но и Демидова упоминал. Сказал, что я, якобы, ему дурную весть принес.

– Чтобы такое сказать, даже информацией владеть не нужно. Корреспонденция нередко ему приходит и, сдается мне, не самого приятного содержания. Он ведь служивый человек. Сын Демидова, кстати, тоже по его стопам пошел, в Чечне сейчас… Про него, может, какая-то информация. Получается у Демидова с государством своего рода роман эпистолярного жанра.

– Спасибо за такой содержательный ответ. Разрешите идти? – спросил Палладинов.