Над верхней шконкой в позе лотоса парил Кукер. Его глаза были закрыты, но он знал, что Дарья уже здесь.

– Здравствуй, шлында, – сказал он.

– Здорово, пернатый.

– Че у тебя два пикала-то осталось? Ты же не Двоедыркина. Где третья пика?

– Кум украл, – ответила Дарья. – А твои членомрази где? Почему барак пустой?

– Все крутить ушли, – улыбнулся Кукер. – Не могу я ребят удерживать, если у них такое желание в сердце. Угол-то теперь наш.

– Обучили тебя твои черти, – сказала Дарья. – Вижу, что хорошо обучили.

– И тебя обучим. Умно сделаешь, если пойдешь крутить со всеми. Я тебе слив, конечно, засчитаю, но будешь покеда в живых. А потом могу в свиту взять.

– Я не для того тебя искала, пернатый. Поквитаться надо.

– Да я тебя одним гребнем прихлопну, дура, – ответил Кукер. – Не вставая.

– Это если ты своих чертей на помощь позовешь, – усмехнулась Дарья. – А сам можешь? Ты же меня и в тот раз не по-честному сделал. Так и будешь за своими бесами прятаться? Да из тебя петух, как из елды напильник.

Таких слов пернатому не говорят. А уж петуху-отказнику тем более. Про него такое даже не думают на всякий случай.

Кукер побледнел.

– То есть ты реально помереть пришла, – сказал он. – Уважаю, чо. Драться с тобой буду честно, без всяких бесов. Мне они для тебя не нужны.

– Врешь небось.

– Нет, – ответил Кукер. – Ты меня все равно убить не сможешь, как ни старайся. Даже если я сам помочь захочу. Знаешь, я тебе и помогу, шлында. Сейчас поймешь, к кому пришла понты кидать...

Он закрыл глаза, спрятал руку за спину, поднял ее над головой – и я увидел в ней что-то розовое. Когда Кукер разжал кулак, на его ладони лежал третий дарьин штык.

– На, – сказал он, кидая его Троедыркиной. – Настрой башку.

Дарья задвинула третий цугундер в зажим на шлеме.

– Благодарствуйте, – ответила она. – Это тебе тоже черти помогают?

– Не черти, а пространство, – засмеялся Кукер. – Главный черт теперь я сам. А ты меня убить надеешься, дурила. Может, заднего врубишь? Жаль тебя, правда. Ты смелая.

Дарья секунду подумала.

– Не, – сказала она. – Я попробую. Давай уже, слазь, петушара.

– Ну раз сама просишь... Мне даже шпоры не нужны, но я надену. Чисто из уважения. Чикну тебя, шлында, с почестями.

Кукер расплел ноги, подтянул колени к груди и стал прилаживать к икрам свое оружие. Черные лезвия тускло блеснули в полутьме. Два щелчка фиксаторов – и петух спрыгнул на пол.

Уже по его стойке я понял, что Дарья проиграет. Меня восхищала ее решимость – но она, если честно, не слишком-то крепко держалась на ногах. Давала себя знать плохая больничная еда и едва затянувшаяся рана.

Кукер не просто был в хорошей форме – он походил на древнего бога войны. И действовал строго по петушиному ритуалу.

Выпятив худую грудь, он развел руки как два крыла и пошел вокруг Дарьи, издавая тихое, но с каждой секундой все более нервное «ко-ко-ко».

Я чувствовал Дарью так отчетливо, как только можно ощущать свое зеркало. У нее были силы на одну полноценную атаку. Промах означал поражение, и теперь она ждала, когда Кукер замрет на месте.

И вот подходящий момент настал. Кукер поднял руки над головой и согнул в колене правую ногу. Дарья, видимо, сочла, что он не сможет сдвинуться с места, стоя на одной ступне.

Она кинулась на врага.

Это был яростный и очень быстрый рывок – такой быстрый, что не до конца зажившую спину Дарьи пронзила острая боль. Но три ее рога вонзились в пустоту.

Дарья потеряла равновесие и повалилась на пол. Когда она подняла голову, Кукер стоял в той же журавлиной позе, только на другой ноге – и в другом месте.

Было непонятно, как он успел переместиться из одной стойки в другую за время атаки. Похоже, он был не до конца честен и все-таки пользовался своими сверхспособностями. Или просто уже не мог иначе.

Чтобы встать с пола, Дарье пришлось напрячь все силы. Боль в спине была невыносимой. Она поднялась и, шатаясь, пошла к противнику. Кукер играл с ней как кошка с мышью. Он отскочил назад и принял позу богомола.

Дарья уставилась на его собранные в щепотку пальцы – и вдруг увидела на стене за спиной врага что-то странное.

Это был рисунок цветными мелками прямо на досках. Очень необычный для подобного места. По стилю он воспроизводил храмовую фреску не самого приличного содержания: голый мужчина с напряженным фаллосом, в высокой раздвоенной короне на голове, смотрел в древнеегипетскую даль, воздев над головой ритуальную плетку.