Так. Еще одна грань официозной легенды. Конструкт на конструкте едет и конструктом погоняет.

– Но он сам писал свои книги? – спросил я. – Вот эту запрещенную главу?

– Мы выбираем не знать точно. В баночном измерении это легко осуществимая процедура. Я не знаю ничего наверняка, но как член руководства верю, что Шарабан-Мухлюев написал все свои опусы сам.

Мне вспомнилась вбойка KGBT+ c крайне неприличной интерпретацией слов «член руководства» («руководство» великий вбойщик интерпретировал как безоценочный вариант термина «рукоблудие»). Оба слова были, что называется, на месте – и создавали законченную социально-метафизическую фреску.

Курпатов поморщился, словно я поделился с ним этой мыслью, но продолжил:

– Такова добровольно осуществленная мною коррекция памяти. Чисто теоретически я допускаю версию, что современный Герман Азизович создан нейросетями на основе множества реальных прототипов и не сводим ни к одному из них. Но это не меняет ничего. Тогда реальны безымянные герои культуры, легшие в его основу.

– Шредингерический автор, – повторил я.

– Да. Так или иначе, именно он стал символом нашего культурного единства. Тем, что объединяет всех независимо от политической ориентации и баночного статуса. Шарабан-Мухлюев – наш самый драгоценный корешок. Из которого со временем вырастет новая...

– Поймите, – сказал я, – этого времени просто не будет. Если мы не найдем Варвару Цугундер, ничего никуда больше не прорастет. Не останется никого из нас. Будут жаркие джунгли и динозавры. И наш шредингерический писатель потеряет не только читателей, но и весь корпус сочинений.

– Почему?

– Литература возникает в сознании читателя. А динозавры не читают.

Курпатов выставил вперед свою острую бороду и засмеялся. Если бы я не знал, что передо мной выдающийся казнокрад и главный теневой криптомайнер планеты, я бы решил, что это веселый Иван Грозный из рекламы пролайф-презервативов «50/50» (другие в Добросуде запрещены).

– А вы меня не прессуйте. Спешить мы все равно не станем.

– Курпатов резину тянет, – сказал в моей голове Ломас. – Видимо, чего-то хочет. Или послаблений для своих трансакций, или просто взятку. Или, может быть, ему семьдесят вторая ветроколония много крипты генерирует – там же все крутят с утра до ночи. Выяснять некогда. Дайте я зайду с главного калибра. Подождите секундочку...

Я не знаю, что после этого сделал Ломас, с кем связался и о чем говорил, но прошла всего минута, и бюст Мощнопожатного под иконами ожил. У него открылись глаза. Они теперь выглядели как обычные человеческие. Мало того, в движение пришел и порозовевший рот Шкуро.

– Анатолий, – сказал Мощнопожатный, – надо разрешить.

Курпатов повернулся к бюсту и отдал честь.

– Как прикажет партия.

– Партия считает, – ответил Мощнопожатный, – что надо послать в архив нашего человека. Из жандармерии, со служебным имплантом. Чтобы заглушки были. Может, не сольемся тогда.

– А если сольемся?

– Сейчас, Анатолий, главное – чтобы планета не слилась, – усмехнулся Мощнопожатный. – Руководитель твоего ранга должен видеть приоритеты.

– Но предосторожности тоже нужны, – сказал Курпатов.

– Нужны, – согласился бюст. – Поэтому я и говорю – пошлем жандарма, а трансгуманисты пусть сажают своего следака ему на имплант.

– Кого пошлем?

– Разберешься, – сказал Мощнопожатный, глянул на меня, побелел глазами и замер.

Аудиенция кончилась. Дух, снизошедший на бюст, уже его покинул.

– Ну вот, – пропел Курпатов, – видите, как вам везет. Начальство руководит на местах. А сам бы я еще долго думал, вы меня пока не убедили. Но теперь вопрос решен. Дадим вам в сопровождающие капитана Сердюкова, вы с ним уже сработались.

Все знает, понял я.

– Разрешение выдано, – подвел итог Курпатов.

– Что дальше?

Генерал пожал плечами, но вместо него ответил Ломас.

– Немедленно подключайтесь к Сердюкову, Маркус. Он сейчас в Москве. Мы посылаем его в архив.

Попрощавшись с генералом, я вылез из дупла и спустился на землю по веревочной лестнице. Но коммутация почему-то затягивалась.

Система отпустила меня, только когда я снова дошел до придорожного камня.

Field Omnilink Data Feed 23/59

Оперативник-наблюдатель: Маркус Зоргенфрей

P.O.R Капитан Сердюков

Когда я повис на импланте Сердюкова, он уже входил под дубовые своды спецхранилища – или, как его официально называли, Гохрана.

Миновав две проходных с рамками и нескольких вооруженных стражей, он добрался до окошка выдачи и получил тяжелый том в багровом переплете.

Это был полный текст романа.

В рабочем зале Гохрана, видимо, когда-то был декадентский ресторан. Особенно изумляли улыбающиеся сатиры, поддерживающие деревянный потолок.