Обхватив руками мои бедра, он наклонился вперед, прижался к моей спине, и тихо прошептал на ухо:

— Ты знаешь, что такое стоп-слово?

Я сглотнула.

— Да.

— Твое — «Красный». Скажешь его, если понадобится. Хотя, теперь, когда я увидел, какая же ты мазохистка, не думаю, что ты его произнесешь. Ты знаешь, что заслужила наказание.

— Я не мазохистка! — прошипела я. Но слова казались фальшью. Влажность между ног становилась всё сильнее, по мере того как усиливался мой страх перед наказанием. Если я не пошевелюсь в ближайшее время, то на его брюках останется мокрое пятно, а я знала, что он не намерен никуда меня отпускать. Я попыталась сжать ноги вместе, но это ничего не изменило, так как я оседлала его колени. Двигаясь, я почувствовала твердость в его брюках и замерла. Он наслаждался этим, действительно наслаждался — Боже, по ощущениям он большой.

— Ты была плохой девочкой, Джессика, — прошептал он резко. — Очень плохой девочкой. Ты заслуживаешь наказания.

Я задержала дыхание, чтобы не задохнуться. Его слова проникли в мой мозг и добрались прямо до нервов, управляющих моей пиздой. Жар между ног казался нереальным, слишком экстремальным, чтобы быть разумной реакцией на чьи-то слова. Прежде чем осознала, что делаю, я прижалась к его промежности так, что твердый член соприкоснулся с моим ноющим клитором, и задвигалась на нем, получая первую физическую стимуляцию за всю ночь. Я чуть не застонала только от этого крошечного мгновения удовольствия, трение ощущалось настолько хорошо, что по позвоночнику пробежала дрожь.

Рука Мэнсона вцепилась в мои волосы на затылке.

— Непослушный ангел. Очень непослушный. Ты действительно думаешь, что сейчас заслуживаешь именно этого? — Он притянул меня назад, приблизил свой рот к моему уху, и прошептал: — Ты заслуживаешь, чтобы твой клитор болел всю ночь. Ты заслуживаешь, чтобы на него наклеили клейкую ленту, чтобы ты не могла до него дотронуться, пока я буду мять твою прелестную маленькую киску своим ботинком.

Вырвавшийся из меня звук был чем-то средним между всхлипом и стоном. Блять, это было отвратительно, неправильно и так… так горячо. Это было страшно и жестоко и… черт побери… как я могла хотеть этого? Как эта мысль могла возбудить меня?

— Мы ещё вернемся к этому, не так ли, ангел? — Он прижал меня к себе. Потом… как-нибудь потом. — Наклонись. Опусти голову к земле.

Мне пришлось поменять положение, чтобы выполнить то, что он потребовал. Когда мой торс и лицо свесились с дивана, он сделал так, что мои бедра расположились на его коленях, и все мои интимные части оказались обнажены, открыты и раздвинуты для него. Он завел мои ноги себе за спину, скрестив мои лодыжки и откинувшись на них назад, так что я была фактически зафиксирована в таком положении.

— О-о-о-о, ангел, ты такая мокрая. — Его руки сжали мои бедра, грубые ладони поднимались вверх, пока большие пальцы не оказались прямо под изгибом моей задницы. Я открыла рот в беззвучном вздохе, благодарная темноте и тому, что сижу с опущенным лицом: волосы помогали скрыть огонь, пылавший на моих щеках. После всего того дерьма, которое я устроила Мэнсону, после всех гадостей, которые я говорила за его спиной и ему в лицо — я полностью растаяла в его руках. Я жаждала его прикосновений, жаждала его хватки. Я начала дрожать от осознания, что меня удерживают — согнувшуюся и беспомощную, если не считать совершенно нежеланного стоп-слова, откинутого в глубину моего мозга.

— Уже чувствуешь небольшой страх? — пробормотал он, когда мои ноги задрожали. — Ты же знаешь, сейчас будет ещё страшнее. Но всё в порядке: дверь закрыта, а музыка снаружи такая громкая, что ты можешь кричать и плакать сколько угодно, и никому этим не помешаешь.

— Иди нахуй, — прошипела я. — Иди нахуй, иди нахуй, иди нахуй. — Слова не были злыми — они были отчаянными, нуждающимися, тяжелыми от желания. — Пожалуйста, Мэнсон, не… не…

— Что «не»? — усмехнулся он. — Не наказывать тебя? Хмм? Вот как? Мой непослушный маленький ангелочек не хочет быть наказанным? — Его голос, внезапно, стал серьезным. — Если ты действительно не хочешь этого, скажи сейчас. Прямо сейчас. Ты в безопасности, я тебе обещаю.

— Я хочу этого. — Мой голос дрогнул, но я должна была быть честной. Я должна была сказать ему правду. — Я использую свое стоп-слово, если понадобится, но я… я хочу этого.

Он сжал мою задницу, разминая и тиская мою плоть в своих руках.

— Такая милая маленькая задница, Джесс. С синяками она будет выглядеть ещё милее.

Началась сцена последней погони в фильме. Женщина бежала по пустым коридорам больницы, прихрамывая, оглядываясь назад широко раскрытыми испуганными глазами, а убийца медленно плелся за ней. В конце концов, он поймает её. Они всегда их ловят.

Ладонь Мэнсона шлепнула меня по заднице с треском, достаточно громким, чтобы его можно было услышать поверх ужасающих криков, доносящихся с экрана. Я втянула воздух, затем задержала его в легких, чтобы выдержать следующий удар, и следующий, и следующий — но пятый — черт меня побери! Мэнсон был полон решимости сломить меня. Я чувствовала это по силе, которую он вкладывал в каждый шлепок. Мою кожу покалывало, потом саднило, потом жгло. Меня никогда так не шлепали. Небольшие шлепки по заднице во время секса — да, конечно, но чтобы меня наклонили и многократно, целенаправленно, болезненно били? Никогда. Его шестой шлепок заставил меня вскрикнуть и зашевелить ногами, бесполезная попытка увернуться от боли.