Дверь захлопнулась так гулко, будто пустое ведро бросили в глубокий колодец. Даже хуже – Камиль показалось, что этим ржавым, расколовшимся на острые осколки ведром ударили ей в грудь. Она несколько секунд стояла, ловя ртом воздух, а потом опустилась на ступеньку и заплакала так громко, как могут позволить себе только дети:

– Ненавижу! Ненавижу! Ну какой же гад! Я ради него через себя переступила, душу вывернула, про детскую мечту рассказала, а он меня как собачонку отшвырнул, – причитала она сквозь слезы.

В доме было очень холодно: то ли мороз на улице крепчал, то ли дрожала Камиль по другой причине. Вдоль лестницы, на которой она сидела, расположилась галерея старинных портретов. Здесь были все Тургеневы последних нескольких веков. Чопорные, важные, Камиль казалось, они смотрели на нее очень надменно, может, даже слегка качали головой. Она растерла ладонью остатки слез по щекам и прошептала: «Ну ничего, я покажу тебе Деда Мороза!» – а потом плотно сжала кулаки, словно собиралась выйти на ринг с невидимым противником, и помчалась обратно на кухню.

На кухне по-прежнему горел слабый голубоватый свет над вытяжкой, все так же мерно тикали настенные часы в виде большой фарфоровой тарелки со стрелками, расписанной птицами в стиле шинуазри, и все там же, на краю стола, стоял красный пластиковый бокс с опарышами, которых Камиль так и не успела спустить в унитаз. Она схватила его в руки, злобно скрежеща зубами, пулей помчалась на второй этаж, прямиком в комнату Лео.

Спальня Лео больше походила на жилище шестнадцатилетнего подростка. Чего здесь только не было: коллекция ярко декорированных скейтбордов, над которой на стеклянной полке была представлена не менее впечатляющая коллекция наушников разных цветов, размеров и модификаций. На письменном столе возвышался огромный изогнутый монитор, клавиатура и всевозможные геймерские принадлежности. Над широченной двухметровой кроватью висела люстра в виде средневекового дирижабля, а в углу, у окна примостилась скульптура обнаженного юноши с копьем в руках в человеческий рост.

Камиль, все еще всхлипывая из-за недавних рыданий, нашла глазами комод и прямиком направилась к нему, по пути задев деревянный мольберт, на котором стоял портрет в резной золоченой раме. Мольберт зашатался, и девушка, не успев отреагировать, сморщилась, наблюдая, как картина, грохоча, упала на пол.

– Вот блин! Ну это только Лео мог такое придумать. Рисовать картину прямо в раме. Небось мамочка ему купила готовый портрет, а он только кисточкой усы подрисовал, – зло бубнила Камиль, пристраивая картину на место.

Недолго думая, она выдвинула верхний ящик комода и, обнаружив там майки и трусы Лео, высыпала туда половину своих опарышей, тщательно перемешав их с вещами. Вторую половину она отправила в нижний ящик, где хранились носки и одежда для тренировок.

– Теперь, прежде чем меня обидеть, трижды подумаешь, чем это тебе обернется! – довольная содеянным, произнесла девушка и села на мягкую кровать, застеленную серым стеганым покрывалом. – Посмотрим, как ты завтра будешь вопить на весь дом и жаловаться нянькам.

В комнате было довольно светло от сияния новогодних гирлянд. Ими была украшена невысокая живая ель, стоящая у окна. Камиль втянула носом ее аромат и подумала, что Лео поленился повесить на елку, кроме огоньков, еще и игрушки, ей даже захотелось это исправить. И если бы она не была так зла, то непременно устроила бы сюрприз, украсив елку к его возвращению.

Прежде чем вернуться к себе, Камиль, осторожно ступая по поскрипывающему паркету, подошла к книжному шкафу, в который небрежно были поставлены книги по живописи и скульптуре – большие иллюстрированные альбомы об архитекторах, художниках и энциклопедии по истории искусств. Она не удержалась и потянула самую яркую книгу в голубом глянцевом переплете, но не успела взглянуть даже на название, как дверь комнаты открылась и послышался негромкий голос Дианы, разбуженной шумом от упавшей картины:

– И что это мой милый львенок еще не спит в такой поздний час?

Камиль шмыгнула за книжный шкаф – единственный темный угол спальни, закрывшись книгой, как щитом.

А Диана сделала несколько шагов вглубь комнаты и замерла, озираясь по сторонам. В ее волосах красовался большой цветок пуансеттии, а ноги, как обычно, были босыми.

– Какая у тебя лаконичная елка, – повысив голос, заметила Диана, надеясь, что Лео зашел в ванную комнату. Она подошла к елке, сняла с себя цветок и водрузила его на место верхушки, еще громче прокричала: – Я принесла тебе рождественскую звезду.

Камиль боялась даже дышать, стояла, не шелохнувшись, в своем укрытии, наблюдая за действиями Дианы, и придумывала оправдания на случай, если та ее заметит. А Диана подошла к двери в ванную, прислушалась и заговорила:

– Лео, ты что, прячешься от меня? Если ты думаешь, что я устрою сцену из-за фотографий Симоны, то это оскорбляет меня гораздо больше, чем сами фото. Лео? – еще раз позвала Диана. Когда ответа не последовало, она продолжила очень мягко: – Я знаю, ты гений, ты принадлежишь всему миру и никогда, слышишь, никогда не сможешь принадлежать одной женщине.