— Без Кореи Маньчжурию не удержим, и делить ее с японцами не стоит — взять под протекторат необходимо, благо король в нашем посольстве несколько лет сидел. Вопрос стоит только так, и не иначе. Владимир Николаевич опытный дипломат, только «умиротворять» самураев нельзя — они давно к войне с нами готовятся. Обманывать можем, чтобы войну оттянуть, но только до того момента, как «Цесаревич», «Ослябя» и «Наварин» на якоря тут встанут. И из Италии успеть купленные броненосцы увести, чтобы не интернировали — как раз под Рождество будет, не наше, их. Тогда, если японцы начнут войну, уже не страшно. Но чем позже, тем лучше — нам нужно воспользоваться моментом и правильно обойтись с представленным временем. А воевать оптимально в пятом году, когда и броненосцы достроим, и тоннели по железной дороге вокруг Байкала.

— Хм, приятно с вами иметь дело, Зиновий Петрович, — Алексеев посмотрел на него странным взглядом, оценивающим что ли, словно приобретя в нем единомышленника. Впрочем, так оно и было — Рожественский прекрасно понимал, что дело зашло слишком далеко, и придется воевать. А раз так, то нужно выбрать наиболее подходящий момент.

— Вот только самураи это тоже прекрасно понимают, и не дадут нам срока до пятого года. Хорошо бы вытянуть полгода — но вряд ли произойдет, не дадут нам итальянские крейсера получить. Да и заказы на пушки…

— С последним вряд ли — тут посредником германцы выступают, принц Генрих услугу оказал нам. Орудия заказали — восьмидюймовые американцы продадут, их взяли на здешние броненосцы, что башен лишаться — три «полтавы» и «Ростислав». Закажем сразу два десятка, переговоры уже ведутся. Еще немцы продадут свои 21 см пушки, и переговоры с французами идут на счет их стволов на 194 мм. Закупки будут вместе с двойным боекомплектом, благо здесь«экономия» изрядная случилась.

Рожественский кивнул в сторону перешейка у Циньчжоу, где сейчас лихорадочно шли работы по возведению укреплений. Дальний тоже должен был прикрыт береговыми батареями со стороны моря.

Алексеев все правильно понял, нахмурился, и в сердцах выругался:

— С самого начала надо было Талиенвань занимать, а так прорву денег извели, Порт-Артур укрепляя. Хорошо, что вовремя опомнились…

Не такой стала война, которая виделась тем, кто ее так хотел — «маленькую и победоносную»…

Глава 18

— Коварные твари! Я за ними внимательно наблюдал всю поездку, они кланяются и улыбаются, вот только глаза полные ненависти. Не скрою — самураи страшнее басурман, с которыми приходилось сражаться в туркестанских походах под началом незабвенного Михаила Дмитриевича. Там была звериная ярость, азиатское бешенство — но тут свирепая расчетливость при должной европейской выучке. И к нему прекрасное вооружение, ничем не хуже нашего, а в кое-чем лучше, тут вы правы Зиновий Петрович. Мы сильно недооценили нашего противника, господа, и у нас остается мало времени, чтобы достойно его встретить во всеоружии, спокойно и с христианским долгом верноподданного в сердце. Надо им показать, что мы не трусливые и подлые гэдзинны, какими нас мнят эти свирепые макаки!

Такой столь обличительной яростной речи от побагровевшего генерала Куропаткина никто не ожидал — глаза военного министра гневно блестели. А Зиновию Петровичу стало ясно, что в своем визите в Страну Восходящего Солнца Алексей Николаевич посмотрел несколько иначе на будущего противника, и теперь преисполнился совсем иными взглядами, чем те, которых он придерживался раньше. Видимо, капитан 1 ранга Русин познакомил его совсем с другой Японией, которую европейцы не замечали — милитаризированной, уверенной в своем расовом превосходстве, с мощными общественными движениями, требующими от правительства военного реванша в противостоянии с «северным соседом». На это обычно дипломаты и сановники не обращали внимания, но отнюдь не офицеры, которые прекрасно понимали что такое воинственность и желание воевать, то что называют духом армии и флота, готовности пожертвовать собственной жизнью ради общей победы. Потому он и отправил в Токио шифрованное послание, успев еще до приезда туда Куропаткина, с приказом морскому агенту показать именно такую Японию. А тому, как и коллеге, генерал-майору Вогаку удалось этого добиться, судя по закипающему, что чайник на раскаленной плите, Куропаткину. И то во благо, потому что разговор предстоит серьезный.

В кабинете, за толстой дубовой дверью, за покрытым зеленым сукном столом, сейчас оказались три человека, с императорскими вензелями на погонах. И других таких не имелось на всем Дальнем Востоке — двое в черных морских мундирах, а один в армейском кителе, с «похода», так сказать, прибывший, побывавший на «землях неприятельских». Только Зиновий Петрович был на два чина ниже, но зато по нынешним временам персона — начальник ГМШ, должность немалая, одного ранга с генералом Сахаровым, что на место Куропаткина сам метит, и также доклады императору делает, помимо присутствия военного министра, что немалые привилегии дает. И точно такой же преференцией и сам Зиновий Петрович теперь пользовался, и для всех сановников это стало знаковым явлением — такие вещи всеми сразу отмечались, и выводы делались мгновенно. Доверие молодого императора Николая Александровича многого стоило в негласной придворной «табели».

— С прибытием в столицу я отдам приказ начать пробную перевозку двух бригад из 10-го и 17-го армейских корпусов, которые предназначены для действий на здешнем театре, в случае войны с Японией. Необходимо убедится в пропускной способности Транссиба в случае массовой перевозки войск. Думаю, следует подготовить проведение мобилизации в Сибирском и Казанском военных округах — противник может выставить гораздо более многочисленную армию, чем мы рассчитывали. Впрочем, японцы этого не скрывали, пытаясь меня запугать!

— Сколько первоочередных войск они могут выставить сразу, и сколько по окончании мобилизации?

Наместник наклонился над столом, пододвинув к себе листы бумаги и взяв в руки карандаш. Рожественский хотя и полагался на память, но за три месяца пребывания в должности начальника ГМШ уже привык все записывать, и сейчас добровольно принял на себя обязанности секретаря.

— Двенадцать дивизий пехоты, плюс гвардия — в каждой по штату двенадцать батальонов пехоты в четырех полках по три, то есть две бригады по два полка. При дивизии кавалерийский полк войсковой конницы в три эскадрона и артиллерийский полк двух дивизионного состава — в каждом по три батареи в шесть орудий. В первом полевые пушки, во втором горные. Дивизия подкреплена трех ротным саперным батальоном с инженерным парком. Имеется и обозный батальон, но он играет опосредованную роль, так как в случае войны в каждую дивизию нестроевыми будет влито шесть тысяч носильщиков — или корейцев, а с выходом в Маньчжурию, и китайцев, как было в прошлой войне восемь лет тому назад.