Конечно же, время своей рукой ни коим образом не могло «обезобразила обильно горделивые расходы», это всего лишь — поэтическая аллегория!

Характерной особенностью сонета 63, является то, что первое и второе четверостишия рассматриваемого сонета соединены в одно многосложное предложение, которое состоит из нескольких односложных. В ходе семантического анализа при разборе предложений для удобочитаемости будет целесообразным использовать «шекспировское» правило «двух строк».

«Aghast my love shall be, as I am now,

With time's injurious hand crushed and o'erworn;

When hovers have drained his blood, and field his brow

With lines and wrinkles; when his youthful morn

Hath travailed on to Age's steepy night,

And all those beauties whereof now he 's King

Are vanishing, or vanished out of sight,

Stealing away the treasure of his Spring» (63, 1-8).

«Ошеломлённая моя любовь будет такой же, как Я — сейчас,

Раздавленной и потрёпанной от сокрушающей руки Времени (тогда);

Когда парящие (Хораи) иссушат его кровь и поле его лба (подчас)

С линиями морщин; когда его утро юношества,

Измученного возрастом погрузят в ночь (само собой),

И всем этим красавицам, которым сейчас он — Король

Исчезнувших, либо исчезающих с глаз долой,

Похитивших прочь, сокровище его Весны» (63, 1-8).

Стоит отметить, что оба четверостишия, и первое и второе написаны поэтом в сослагательном склонении, где юноша, адресат сонете упомянут автором от третьего лица, фактически вскользь, по касательной.

Возвращаясь к содержанию мифа, необходимо акцентировать внимание на мифологическое ранжирование в космизме богов Олимпа, где юные дочери Зевса и Фемиды; «seasons», «сезоны года», «парящие» Хораи находились в полном подчинении у «бога Времени», получившем олицетворение одновременно в бородатом античном Хроносе и юном стремительном Кайросе, согласно сюжету мифа, взятого за основу языка аллегории при написании сонетов.

«Aghast my love shall be, as I am now,

With time's injurious hand crushed and o'erworn» (63, 1-2).

«Ошеломлённая моя любовь будет такой же, как Я — сейчас,

Раздавленной и потрёпанной от сокрушающей руки Времени (тогда)» (63, 1-2).

В строках 1-2, повествующий бард по ходу риторического рассуждения пришёл к неутешительному выводу: «Ошеломлённая моя любовь будет такой же, как Я — сейчас, раздавленной и потрёпанной от сокрушающей руки Времени (тогда)». Разница в возрасте между поэтом и юношей порядка 17-ть лет, безусловно ощутимо сказывалась на внешнем облике при сравнении поэта с юношей. Поэт в сослагательном наклонении, предполагая описал как будет выглядеть юноша в его возрасте.

Поскольку изложение риторических рассуждений в сонете излагалось в сослагательном наклонении, то конечная цезура строки 2 была мной заполнена наречием в скобках «тогда», разрешившим проблему рифмы строки. На этом первое односложное предложение, состоящее из двух строк, заканчивается точкой с запятой.

Строки 3-5 представляю собой два односложных предложения, они разделены, а медиальной части строки 4 при помощи точки с запятой, однако, они связаны по смыслу.

«When hovers have drained his blood, and field his brow

With lines and wrinkles; when his youthful morn

Hath travailed on to Age's steepy night» (63, 3-5).

«Когда парящие (Хораи) иссушат его кровь и поле его лба (подчас)

С линиями морщин; когда его утро юношества,

Измученного возрастом погрузят в ночь (само собой)» (63, 3-5).

Со строк 3-4 начитается новое предложение, так как в предыдущих строках 1-2 речь шла об юноше, которого бард облёк в аллегорическую метафору: «ошеломлённая любовь». Характерно, но в строках 3-4, повествующий бард уже переносит направление изложения на юношу, но от третьего лица, используя повторяющиеся личные местоимения «his», «его» в качестве литературного приёма «ассонанс». Вполне вероятно, что если юноше можно было бы показать наглядно, как он будет выглядеть в глубокой старости, то увиденное им его, наверняка «ошеломило».

В строки 3-5 вместились два односложных предложения, причём, разделителем служит точка с запятой в медиальной части строки 4. При рассмотрении строк 3-5 можно обнаружить, что повествующий использовал приём «инверсия», то есть умозрительное мгновенное перемещение во времени. Дополнительно им был применён литературный приём «гипербола» для усиления написанного в этих строках: «When hovers have drained his blood, and field his brow with lines and wrinkles; when his youthful morn hath travailed on to Age's steepy night», «Когда парящие (Хораи) иссушат его кровь и поле его лба (подчас) с линиями морщин; когда его утро юношества, измученного возрастом погрузят в ночь (само собой)».