ENOBARBUS

Her gentlewomen, like the Nereides,

So many mermaids, tended her i' the eyes,

And made their bends adornings: at the helm

A seeming mermaid steers: the silken tackle

Swell with the touches of those flower-soft hands,

That yarely frame the office. From the barge

A strange invisible perfume hits the sense

Of the adjacent wharfs. The city cast

Her people out upon her; and Antony,

Enthroned i' the market-place, did sit alone,

Whistling to the air; which, but for vacancy,

Had gone to gaze on Cleopatra too,

And made a gap in nature.

AGRIPPA

Rare Egyptian!

ENOBARBUS

Upon her landing, Antony sent to her,

Invited her to supper: she replied,

It should be better he became her guest;

Which she entreated: our courteous Antony,

Whom ne'er the word of 'No' woman heard speak,

Being barber'd ten times o'er, goes to the feast,

And for his ordinary pays his heart

For what his eyes eat only.

AGRIPPA

Royal wench!

She made great Caesar lay his sword to bed:

He plough'd her, and she cropp'd.

ENOBARBUS

I saw her once

Hop forty paces through the public street;

And having lost her breath, she spoke, and panted,

That she did make defect perfection,

And, breathless, power breathe forth.

MECAENAS

Now Antony must leave her utterly.

ENOBARBUS

Never; he will not:

Age cannot wither her, nor custom stale

Her infinite variety: other women cloy

The appetites they feed: but she makes hungry

Where most she satisfies; for vilest things

Become themselves in her: that the holy priests

Bless her when she is riggish.

William Shakespeare «Antony and Cleopatra» Act II, Scene II, line 226—281.

АКТ II. СЦЕНА II. Рим. Дом ЛЕПИДУСА.

Входят ДОМИЦИЙ ЭНОБАРБУС и ЛЕПИДУС.

ЭНОБАРБУС

Я расскажу вам

Баржа, на которой она сидела, подобна полированному трону,

Горевшая на воде: корма была отделана золотом;

Паруса были пурпурными, и так благоухала, что

Ветры будучи одержимые любовью с ними; весла — серебро,

Которые под звуки флейт сохраняли ход и заставляли

Воду, которую они взбивали, чтобы следовать быстрее,

Как влюблённые в её поглаживание. Для неё самой,

Это превосходило все описания: она — возлежала

В её шатре прошитом золотом из ткани —

Представляющие себе ту Венеру, где мы её видим

Причудливой ручной работы природы: с каждой её стороны

Стояли смазливые мальчики с ямочками на щеках, словно улыбающиеся Купидоны,

С разноцветными опахалами, чей ветер как показалось

Придавал румянец нежным щекам, какие они так охлаждали,

И то, что они отменяли, делало своё дело.

АГРИППА

О, редкое явление для Антония!

ЭНОБАРБУС

Её служанки, подобны Нереидам,

Как множество сирен, склонившихся к её взору

И делая их изгибы украшениями: у перекладки руля

Показавшимися, что сирена управляет: шёлковыми снастями

Набухшими от прикосновения этих мягких, как цветы рук,

Что придало проворное обрамление службам. Для баржи

Странным невидимым благоуханием, поражающим воображение

На прилегающие причалы. Городским слепком толпы

Её люди набросились на неё, и Антония,

На до того возведённом троне рыночной площади, сидел в одиночестве,

Посвистывал в воздух; что, но только для заполнения пустоты,

Отправившись поглазеть на Клеопатру тоже,

И заделывать пробелы в своём характере.

АГРИППА

Редчайший египтянин!

ЭНОБАРБУС

После её вступления на землю, Антоний послал за ней,