Народ на трибунах зааплодировал.

Ишь ты, подумал я, не замечал раньше за нашим директором такого красноречия. С чувством говорил. Видать, и впрямь проникся.

В общем, не успели мы опомниться, как наш день в Кушке был расписан до позднего вечера и включал ещё две встречи (одна в Доме офицеров и вторая в городском Доме культуры), торжественный обед и не менее торжественный ужин.

Мне стало тоскливо. При таком раскладе я категорически не успевал просто пошляться по городу, навестить любимые места и пообщаться со старыми друзьями и товарищами. Знаю я все эти торжественные встречи, обеды и ужины. Правильно сказал Примус. Одно дело рассказывать о космосе, Луне, звёздах и братьях по разуму детям и своим ровесникам, видя их горящие глаза, и совсем другое — общаться на эту тему со взрослыми, давно состоявшимися людьми. Ещё и выпившими, поскольку без спиртного подобные обеды и ужины не обходятся.

Видимо, Быковский почувствовал моё настроение, да и сам не особо хотел участвовать в подобных мероприятиях, поэтому сказал организаторам:

— Давайте так. Первое: никаких торжественных обедов и ужинов, не забывайте, что у нас строжайший режим. Так что исключено. Второе. По поводу встреч. Дети — это святое. Что до взрослых, то можем просто не успеть. Дадут погоду, и нам придётся срочно улетать (здесь Быковский немного лукавил, погоду до утра не обещали, но я такое его лукавство только приветствовал). Но даже если успеем… Три встречи за день — это слишком много. Поэтому предлагаю всё быстро и удобно переиграть. Встречу в школе переносим в Дом офицеров, там зал гораздо больше, я помню. И приглашаем на неё всех желающих. Потом обед, экскурсия по городу с обязательным подъёмом на Крест, ужин и спать. Завтра рано утром мы уедем. Это если не придётся уехать раньше.

Сказано это было вроде бы легко и непринуждённо, но чувствовались в голосе Валерия Фёдоровича нотки, по которым сразу было понятно: возражений товарищ полковник, лётчик-космонавт и Герой Советского Союза не примет. Настоящий командир, чего уж там.

Встреча в Доме офицеров прошла насыщенно. Зал был полон под завязку, но лучшие места выделили школьникам и учителям. За исключением одного ряда в партере, где расположилось дивизионное и гражданское начальство.

Общение построили незамысловато. Сначала коротко выступили мы трое, каждый со своим рассказом, а затем пошли вопросы из зала и ответы на них. Ведущий, бойкий солдат-срочник по имени Орест Ковальский, окончивший, по его словам, Одесское театрально-художественное училище по специальности режиссёра народных театров, оказался настоящим профессионалом своего дела, и встреча прошла на «ура».

«Расскажите про Гарад. Как там живут люди».

«Что говорит наука о подобном переселении сознания, которое случилось с Серёжей Ермоловым. Возможно ли подобное в будущем ещё с кем-то?»

«Серёжа, у тебя есть девушка?»

«Вопрос Юджину Сернану. Расскажите про Луну. Как там?»

«Расскажите подробнее как вы собираетесь возвращаться на Землю».

«Как скоро мы полетим к звёздам?».

«Товарищ Быковский, вы уже не первый раз в Кушке. Вам нравится наш город?»

И так далее.

Записки передавали из зала, Орест их принимал, складывал перед нами на столе. Я или Валерий Фёдорович (Юджина в силу недостаточного знания русского письменного мы избавили от этого труда) брали наугад из кучи, зачитывали и отвечали.

Хорошо знакомый мне подполковник Полуботко Игорь Сергеевич, начальник особого отдела дивизии, попытался было контролировать процесс, заявив, что мы находимся в приграничной зоне, а среди записок могут попасться провокационные и даже содержащие военную тайну, но Быковский эти поползновения особиста быстро пресёк. Мягко, но непреклонно.

— Дорогой Игорь Сергеевич, — тихо сказал он подполковнику, отведя его под локоток в сторонку (дело было незадолго до начала встречи, за кулисами, а я всё слышал, потому что все всегда забывают, а то и вовсе не знают, насколько у меня тонкий слух). — С нами американский астронавт. Вы что, хотите, чтобы американская пропаганда, которая утверждает, что советские люди слово не могут сказать без цензуры, восторжествовала? Бросьте. Кто мы по-вашему, дети? Здесь два Героя Советского Союза и один полковник. То есть старший офицер. Всё будет нормально, обещаю.

— Под вашу ответственность, товарищ полковник, — буркнул Полуботко.

— Разумеется, — кивнул Быковский.

Сам я ещё со времён моего путешествия по США с бродячим цирком привык к сцене и чувствовал себя на ней свободно. Но оказалось, что и Быковский с Сернаном в этом смысле нисколько от меня не отстают. «Впрочем, ничего странного, — подумал я. — Они не только космонавты, но и публичные люди. Встречи, выступления, общение с обычными гражданами, власть имущими и прессой для них в порядке вещей».

Два часа — столько продлилась наша встреча. И ещё минут двадцать после этого мы раздавали автографы. Предвидя это, Быковский у меня спросил:

— Это же, фактически, будет не первый твой полёт, верно?

— У Кемрара Гели общий налёт больше трёх с половиной тысяч земных суток, — напомнил я. — А что?

— До первого полёта мы автографы обычно не даём. Но тебе можно.

Можно, значит, можно. Вот это уже был для меня новый опыт. Никогда не видел столько протянутых рук с блокнотами, тетрадями и даже — что было особенно приятно! — с номерами журналов «Знание — сила» и «Техника молодёжи» с моими рассказами. Сразу вспомнился вестибюль Театра на Таганке и охотницы за автографами, терпеливо ждущими в засаде зазевавшихся актёров и актрис. Как там: огонь, вода и медные трубы? Огонь и воду я ещё не прошёл до конца, а медные трубы уже вовсю трубят в уши. Да и ладно, меня это, слава богу, мало волнует, а, если разобраться, то не волнует совсем. Как сказал когда-то один из самых любимых мной земных поэтов Владимир Маяковский: «Сочтемся славою — ведь мы свои же люди, — пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм». Очень хорошо сказал. Так что даешь огонь и воду, а медные трубы пусть трубят, лишь бы не слишком громко и навязчиво.