Мне вдруг вспомнилось, что и со мной некие старшеклассники желают свести счеты, а значит…

Пожалуй, баллончик я и в школу носить буду, на всякий случай. Чревато, конечно, но…

— И не с какими… — хотел было сказать «стремными „персонажами“», но сдержался, — странными личностями не связывайся, пожалуйста. Ладно?

— Л-ладно.

Стёша, как я уже успел убедиться, не из робкого десятка, однако мои слова восприняла совершенно серьезно. Видимо, тоже что-то нехорошее слышала об этой Скворцовой.

— Не парься! Ничего она мне не сделает! — Стёша вдруг улыбнулась, добавив. — Но твоя забота…как всегда… Короче, Златка, ты топчик!

Она чмокнула меня в щеку.

— О! У нас здесь телки сосутся! — заржал один из мимо проходящих школяров.

Я обернулся на него. Санников. Стёша же взглянула на этого моего одноклассника, словно на кучу навоза, продемонстрировав затем средний палец, а в следующий миг уже забыла о его существовании, отвернувшись. Причем этот акт презрения был исполнен подругой так ловко, что одноклассник, явно собираясь сказать еще что-то, прикусил язык и, покраснев, побрел в сторону лестницы, постоянно озираясь и злобно зыркая то на меня, то на мою подругу.

Позже. Второй урок, «Физкультура».

— Зла-а-ат…

Из медитативного состояния, в котором я находился, наблюдая за вполне обыденной для школяров игрой в «вышибалы», меня вывел голос «физрука», которая уселась на скамейку рядом со мной.

— … вернись в наш мир, пожалуйста!

Учитель, потрепав меня по коленке, улыбнулась.

Нормальная тетка, вернее, молодая совсем девчонка, наверное, только-только выпустилась из ВУЗа. И ко мне, как успел заметить, относится неплохо. Она либо еще не успела заработать «профдеформацию» и поэтому особенно не разделяет солидарность педсостава в отношении моей персоны, либо же (и, скорее всего!) этот самый школьный педсостав ей глубоко «параллелен», и она не мнит себя его частью.

— Вообще-то, некоторое время назад уже вернулась. — обернувшись к ней, ответил я, добавив затем. — В наш мир, я имею в виду.

— А-а-а… — «зависла» учитель, после чего произнесла. — Злат, ты зачем-то понадобилась школьному психологу. Вот прямо сейчас.

— Ну, раз понадобилась… — ответил ей, вставая с лавки. — А в какой кабинет идти?

— В четыреста первый.

В раздевалке.

Когда я зашел в раздевалку, дабы переодеться из спортивной формы в обычную, там, по причине отсутствия у них «спортивки», уже торчали две мои одноклассницы. И Ника Ладова — одна из этой парочки. При моем появлении, обе девицы, активно что-то обсуждавшие еще мгновение назад, моментально замолкли, сначала недобро поглядев на меня, а затем сделав вид (явно беря пример с учителей), будто бы меня в помещении нет.

И вообще, нет.

Наш класс, в общем, прекрасно осведомлен о природе «несчастного случая», в результате которого «классная» отправилась на биржу труда. Проблема состоит в том, что многие одноклассники, да и не только, ее очень любили, не знаю, правда, за что. Любили и сочувствовали, несмотря даже на то, что она оказалась чуть ли не главной злодейкой произошедшей драмы. И это нормально для русского человека, ибо и сам, бывало, невольно, хотя и ненадолго, проникался сочувствием (и это уже во взрослом возрасте!) к гражданам злодеям, пострадавшим вполне себе за дело. А тут подростки и любимая ими классная руководительница…

В общем, бойкот мне объявили не только учителя, но и многие одноклассники, однако недоброжелателям из их числа урок явно пошел впрок, и теперь данные личности разве что шипят мне во след, не пытаясь как-нибудь нагадить. Во всяком случае, пока. И это меня полностью устраивает, ибо как-то коммуницировать с одноклассниками я не планирую ни сейчас, ни когда-нибудь потом (возможно, за исключением Ирочки, да и то…).

Закончив переодеваться и убрав спортивную форму в мешок, надел рюкзак и вышел из раздевалки. Позади раздался тихий, но очевидно злобный шепот. И правильно, ненавидьте меня, но только тихонечко-тихонечко или про себя!

4 этаж. Возле 401 кабинета.

Подойдя к кабинету, табличка на двери которого сообщала, что внутри обитает педагог-психолог Димина Алефтина Викторовна, и положив ладонь на ручку, замер, ощущая легкий мандраж.

«Не давай им, сволочам, никаких предлогов!». — из памяти всплыли слова «химички», сказанные ею на остановке.

А «чуйка» дала понять, что прямо сейчас, возможно, состоится весьма важный разговор, который может не хило повлиять на всю мою дальнейшую жизнь. Я должен буду крайне аккуратно выбирать слова, которые скажу в этом кабинете, ибо к каждому из них, уверен, станут цепляться… — в этот момент я поправил самого себя. — Раз уж для себя я выбрал тот путь, который выбрал, то должен следить за своими словами и поступками всегда, а не только здесь и сейчас.

На ум пришла стародавняя история, приключившаяся там у одного моего «постольку-поскольку знакомого» из числа чиновничьего люда. Его дочь, как раз ровесница Златы, крайне успешно начавшая карьеру в одной из государственных молодежных организаций (при самой деятельной поддержке со стороны папаши, само собой, ибо у «простых» подростков шансы пробиться в подобных местах околонулевые), эту самую карьеру в момент и загубила, при помощи «Ютюба». Причем, она не совершала на камеру каких-либо предосудительных действий, нередко свойственных подобной молодежи, а просто озвучила одну крайне нелицеприятную (хотя и совершенно правдивую) штуку. Наверное, в какой-то мере она поступила даже правильно, но сделала это, как говорится, не в то время. Совершенно не в то. За что и получила полную порцию народного гнева с двойной добавкой, а также волчий билет, перекрывающий для нее в дальнейшем любые перспективы на госслужбе. Так что с моего языка, ни сейчас, ни когда-либо потом, не должно сорваться слов, могущих испортить мне всю предполагаемую в «прекрасном будущем» малину.