– Людмила, открой! – закричала она, и в ее голосе звучала истерика. – Люда, не делай то, что не надо! Она стучала по двери, и от ее усилий она дрожала, словно живая. Но в ответ была лишь глухая тишина. Вениамин, уже не в состоянии держаться на месте, поспешил в избу, оставив Марфу с ее беспокойством и страхом.

“Что там произошло?” – пронеслось в его голове, и он сжал в руках плачущего ребенка, словно хотя бы это крохотное тело могло его успокоить.

В избе его встретила глубокая тишина. Свеча на столе дрожала, отбрасывая причудливые тени на стены. В воздухе висел едкий запах лекарств и чего-то еще, неприятного и непонятного. Вениамин осторожно положил ребенка на постель, и подошел к двери. Он прислушался, но снова услышал только тишину.

– Люда? – прошептал он, и его голос звучал глухо и тревожно.

Он потянул за ручку, но дверь оказалась заперта. “Что же там происходит?” – подумал он и попытался ее открыть сильнее. Но дверь не поддавалась. Вениамин попытался разобрать звуки, доносящиеся из-за двери, но не успел ничего разобрать. Он услышал только глухой стук сердца, бьющегося в груди.

В эту минуту в избу ворвалась Марфа. Ее лицо было бледным, как бумага, а губы сжаты в тонкой линии.

– Вениамин, – прошептала она, и ее голос дрожал. – Иди сюда, пожалуйста, быстрее! Она подошла к двери и вновь застучала по ней, словно хотя бы это могло ее открыть.

– Люда! – кричала она, и в ее голосе звучал уже не только страх, но и отчаяние.

Вениамин не медлил. Он подошел к двери и стал ее отпирать с всех сил. Ему казалось, что он никогда не видел Марфу такой испуганной. В ее глазах он увидел не только страх, но и какое-то глубокое отчаяние, которое было ему непонятно. Он сделал несколько усилий, и дверь с треском распахнулась.

Перед ним стояла Людмила, бледная как смерть, с волосами, распущенными по плечам, и с глазами, полными ужаса.

– Люда! – воскликнул Вениамин, и он не мог поверить своим глазам.

В ее руках она держала новорожденного ребенка, но он был не живым, а мертвым.

Люда, бледная как полотно, сидела на лавке, прижимая к себе бездыханное тельце своей дочери. Слёзы катились по её щекам, оставляя соленые дорожки на коже. Марфа, повитуха, мягко положила ей руку на плечо.

– Люда, – это не твоя вина, – начала Марфа, голос её был тихим и сочувствующим. – Мы сделали все, что могли.

Людмила лишь покачала головой, не в силах произнести ни слова. Она просто хотела побыть с ней одна, с этой маленькой бездыханной девочкой, которую так долго ждала.

– Хорошо, – сказала повитуха и, кивнув Вениамину, вышли из бани, закрыв за собой дверь.

Они направились в избу, оставив Люду одну в полумраке. Огарок свечи, единственный источник света, дрожал, отбрасывая причудливые тени на стены бани. Люда осталась одна с горем, которое давило на неё, как огромный камень. Она гладила по голову своей дочери, чувствуя её холодную кожу, и тихим, хриплым голосом бормотала:

– Мое солнышко, моя девочка, почему ты ушла?

Её золотистые волосы были такими мягкими, а ручки такими крошечными… Нет, она не могла её отдать. Она не могла смириться с потерей.

Внезапно, в глубине отчаяния, Люду осенило. Если бог отнял у нее ее дочь, то, может быть, другие силы смогут вернуть ее? Она взяла в руки почти догоревшую свечу, и, упав на колени, прошептала старинные слова, переданные ей еще от бабушки.

Она поднесла руку к пламени свечи, и, несмотря на невыносимую боль, держала её там. Слёзы катились по её лицу, смешиваясь с копотью.

Вдруг, в бане появился чертёнок. Маленький, шустрый, с черной шерсткой, копытами и хвостом. Он хитро улыбнулся, наблюдая за Людой.

– Звала? – спросил он, его голос был хриплым и немного насмешливым.

– Да, – шепот Люды был едва слышен. – Спаси, прошу, мою девочку.

– Хорошо, – кивнул чертёнок, – но мне нужна плата.

– Какая? – ужас сковал Люду, но она была готова на всё, чтобы вернуть своё дитя.

– За ней я приду через десять лет, – загадочно прошептал черт.

– Всё, что угодно, только спаси мою девочку, – в отчаянии вскрикнула Люда. Чертёнок подошёл к мёртвому младенцу, вздохнул на него, и девочка тут же ожила. Лишь её золотые волосы стали белыми как снег. Люда, схватив плачущую девочку, поспешила домой. Выходя из бани, она увидела, что небо сначала почернело, затем окрасилось в красный цвет, и снова стало таким, каким было раньше. Но ей было не до этого. Её душа пела – её девочка жива.

Людмила радостно бежала в дом, прижимая к себе свою новорожденную дочь. Её сердце билось в такт её шагам, а щеки пылали от волнения. Марфа и Вениамин, занятые своими делами, вдруг подняли головы и удивлённо посмотрели на неё, потом на крошечного ребёнка, завернутого в мягкое одеяло. Лицо Людмилы светилось невыразимым счастьем, в глазах играли радостные искорки.