На старости лет, когда управляться по дому стало уже тяжело, Анна решила перебраться к сыну. Выбор матери был неслучаен. Петр в деревне считался человеком небедным, даже зажиточным, жил наособицу, имел свой дом, вел единоличное хозяйство, так что лишний рот вряд ли стал бы ему обузой.

Однако Петр забирать к себе мать не спешил.

То ли опасался, что властная Анна перехватит бразды правления и начнет наводить в доме свои порядки, то ли скупость его одолела, а может, имелась еще какая-то причина, но только между матерью и сыном будто черная кошка пробежала.

Петр дал матери от ворот поворот и отослал к своей сестре Моте.

Обиженная таким «теплым» приемом, Анна пригрозила сыну:

– Ужо помру я, Петька, наплачешься ты у меня!

А невестку предупредила:

– Видишь ту иконку в углу? Оттуда я Петра сорок дней пугать буду. А вы с ребятами меня не бойтесь, ничего я вам не сделаю.

Сказала и отдала Богу душу.

И вот с того самого дня, как Анна померла, Петр – человек, между прочим, здоровый и непьющий, не мог спокойно пройти мимо иконостаса – хватался за сердце, бледнел.

Но от расспросов жены уклонялся, мол, так, пустяки, померещилось.

А как-то ночью вышел во двор до ветру и не вернулся.

Ходили слухи, будто над Петькой подшутил кто-то из местных – подпер снаружи дверь уборной палкой. Правда это или нет, а только нашли Петра под утро бездыханного.

Старухи шушукались, что это душа Анны наказала спесивого сына – выманила ночью из дома и напугала до полусмерти.

Жених из Зазеркалья

Дочь Анны – мою прабабку Матрену иначе как ведьмакой в деревне тоже никто не называл. Она могла вправлять кости, останавливать кровь, лечить заговорами и травами.

Говорят, даже умела превращаться в животных, например, в свинью.

Вообще, как я понимаю, свинья или дикий кабан, считался воршудом нашего рода.

У удмуртов так называют дух-оберег, которым может быть кто угодно – медведь, волк, щука, лось или ворона, словом, любое живое существо.

Как и Анна, Мотя рано овдовела, осталась одна с тремя малыми детьми на руках.

Моя бабушка Люда, дочь Матрены, не раз упоминала в разговорах один странный случай, связанный с замужеством своей матери.

В ночь под Рождество юная Мотя вздумала погадать на жениха.

Заперлась в горнице, поставила перед собой огромное старое зеркало, зажгла свечи.

– Суженый, ряженый, покажись!

Зеркало изнутри заволокло дымкой, а когда туман рассеялся, Мотя увидала в зазеркалье мужской силуэт. Ладный, кучерявый – не жених, а загляденье.

Залюбовалась на него прабабка, а картинка в зеркале возьми да и сменись.

Пред ней предстала деревенская ночь, бревенчатый дом на окраине, кругом ни души, только два дюжих молодца в телогрейках со всей дури дубасят третьего, лежащего на земле. Раз сапогом по лицу, два – дубиной по голове, три – взяли за руки, за ноги и бросили бесчувственное тело в канаву.

На этом странное видение исчезло.

Через много лет к прабабке посватался парень по имени Яша. Матрена без труда узнала в нем своего суженого из Зазеркалья.

Молодые поженились, одного за другим родили троих детей.

И вроде бы все в их жизни складывалось неплохо, пока однажды убежденный коммунист и председатель колхоза Яков, которому к тому времени стукнуло 33 года, не решил прищучить местных кулаков – изъять излишки хлеба в пользу Советской власти.

Шел 1927 год. Раскулаченные богатеи затаили на ретивого коммуняку обиду. Подкараулили ночью у колхозного амбара и сильно избили. Нашли Яшу под утро в канаве с проломленным черепом. Когда его, полуживого, внесли в дом, прабабка ахнула – вспомнила изуродованного незнакомца из святочного видения.

После той драки Яша повредился умом и прожил совсем недолго.

Хоронили его в закрытом гробу – таким он был страшным и неузнаваемым.

Красивый мальчик

Дома у бабушки Люды хранился старинный бархатный фотоальбом. Среди старых черно-белых фотографий особо выделялся один портрет неизвестного мальчика.

В детстве я даже была в него чуть-чуть влюблена – в жизни не встречала более красивого, одухотворенного лица. Челочка на пробор, большие смеющиеся глаза, белозубая, как бы сейчас сказали «голливудская» улыбка.

– Ба, кто это? – тормошила я бабушку.

И вот какую историю она мне поведала.

Мальчик на снимке приходился нам каким-то дальним родственником. Звали его Коля.

Тот памятный снимок был сделан в Глазове в конце пятидесятых годов, незадолго до загадочного и трагического события, случившегося с Колей.

Летом двенадцатилетний Колька с друзьями отправился на луга за Чепцой.

Мальчишки благополучно миновали деревянный мост через реку, добрались до леса и принялись дурачиться – свистеть, лазать по деревьям, играть в казаков-разбойников.