Иногда мы с папой менялись местами – глаза завязывали мне, а не ему. На результатах это никак не сказывалось. Наше представление имело бешеный успех.

Так может, Полина тоже мошенничала? Но в бабушкином доме подсказывать ей было некому, и, тем не менее, задуманные мною карты она всегда угадывала верно. Загадка!

Даю установку!

Когда Полина пришла лечить деда от пьянки, он, сложив руки на коленях, чинно сидел за столом. Притихший, гладко выбритый, в чистой клетчатой рубахе, с аккуратно зачесанными назад седыми волосами, он украдкой следил, как та достает из сумки какие-то травки, пузырьки и потрепанную книжицу с заговорами.

– Не пил? – строго спросила Полина.

Дед отрицательно замотал головой.

– Смотри! Заговоры читаю две недели. Потом тебе о выпивке даже думать тошно будет.

Дед тоскливо шмыгнул носом и покосился на бабушку, но сочувствия в ее лице не нашел.

Неделю Полина исправно совершала свои пассы и нашептывала в пузырек с мутной жидкостью какую-то абракадабру. Дед настороженно принюхивался. Его терзали смутные догадки, что по истечении срока ему придется принять эту гадость внутрь.

А что, если бабушка с Полиной задумали его отравить и подмешали в зелье отраву?

После сеансов он бродил по дому задумчивый, подолгу стоял у окна, наблюдая, как мужики во дворе с азартом забивают «козла» и требуют от проигравшего налить «штрафную». Потом шел на кухню, жадно пил воду, тревожно к себе прислушивался.

Похоже, отсутствие тяги к алкоголю начинало беспокоить деда всерьез.

За три дня до окончания лечения случилось неизбежное. В тюке с грязным бельем дед отыскал припрятанную бабушкой четушку и с облегчением надрался.

Вечером, развалившись в кресле и пытаясь сфокусировать взгляд на собаке Белке, дед делился с ней соображениями по поводу бабушкиной антиалкогольной кампании.

– Бабка, ик, стерва, хотела меня отравить. Замуж, ик, за молодого намыл-лила-лилась. За мал-ладого! Ик-тишкину мать. Бабка! – развернулся дед в сторону кухни.

– Чего тебе? – бабушка появилась в дверях и, уперев руки в боки, скорбно затрясла головой. – И-и-эх, нажрался-таки, ирод! А я-то, дура, деньги Полине вперед уплатила…

– Бабка! Признавайся, ик, есть у тебя хахаль, тишкину мать?! – дед грозно сдвинул брови.

– Я тебе покажу хахаля! – рассердилась баба Дуся. – Я тебе сейчас такого хахаля покажу!

Она схватила с плиты чугунную сковородку и что есть силы огрела деда по голове.

– Ой! – испуганно прикрыла рот ладошкой. – Саша! – и медленно сползла по стеночке, прикрываясь сковородой, как щитом.

Но дед и не думал нападать. Дико вращая глазами, он вскочил и попятился к дивану:

– Ты что, бабка, а? Ты что? – бормотал он.

Скинув брюки и рубашку, дед нырнул под одеяло. Утром встал, как ни в чем не бывало, сделал вид, что ничего не помнит, но от бабушки старался держаться подальше.

– Звать Полину? – хмуро спросила та.

– Нет! – взвизгнул дед и помахал перед бабушкиным носом скрюченным пальцем. – Не надо! Хватит!

Дар

Образ прабабки Матрены запечатлелся в моей памяти пугающим, отчасти даже каким-то чужеродным – будто уже тогда, в младенчестве я понимала: у нас с ней разные пути.

Вероятно, бабе Моте хотелось, чтобы ее правнучка пошла по «ведьминским» стопам.

Может, она чуяла во мне некую силу, и перед смертью хотела ее приумножить, передав часть своей. Говорят, без этого ведьмы и колдуны не могут отойти в мир иной.

Я же бессознательно такому «донорству» противилась.

Внутренний голос шептал: не подходи, не бери, ищи свое!

Но поскольку дар ведуньи веками передавался женщинам нашего рода, то кто-то должен был его принять. И сдается мне, прабабушка вручила мне его хитростью, через игрушку.

После этого я должна была либо продолжить магическую линию, начав оказывать влияние на судьбы окружающих меня людей, либо трансформировать полученную энергию в творчество и уже с его помощью воздействовать на других, что в каком-то роде тоже – магия. Хочется верить, что баба Мотя надеялась, что я изберу второй путь.

Сила творчества

Почему я в этом так уверена?

Говорят, что все мои прабабки-ведуньи росли творческими, тонко чувствующими детьми.

Они прекрасно пели, рисовали, писали стихи, играли на музыкальных инструментах (отголоски тех талантов и сегодня прорываются в их потомках). Но в деревенском обществе творческая одаренность детей считалась блажью, баловством и потому всерьез не воспринималась. Картинки, песни, сочинительство, много ли на этом добра наживешь?