И тут меня осенило, что это граница между детством и взрослой жизнью, которую невозможно переступить назад. Я осознал, что обратной дороги нет, проход туда запрещён.

Мне хотелось вернуться обратно. Казалось, что за мной кто-то наблюдает и управляет всем этим. «Почему я не могу туда попасть?» – думал я. – «Я не хочу вперёд, я хочу туда, обратно в своё детство! Ну, пожалуйста! Я всё исправлю! Это не должно так закончиться!»

Я рыдал и умолял того, кто управлял всем этим, но меня никто не слышал. А время не двигалось ни вперёд, ни назад. Я застрял на этой границе, словно в запертой комнате, и не мог вернуться, чтобы что-то изменить.

Чтобы выбраться отсюда, мне нужно было понять, как я сюда попал. А для этого я должен был вспомнить… Я мог вспомнить всю свою жизнь до этого момента, каждую деталь. Но именно сейчас я вспоминал последние три месяца, до сегодняшнего дня.

В этом году у нас выпускной. Мы окончили школу, но праздник продолжался. «Только мы сами определяем, когда закончится наше детство! Вот она, взрослая жизнь!» – С радостью кричали мы тогда.

В то время не было интернета и компьютеров. Даже проводные телефоны были редкостью. Из развлечений была только реальность, порой жёсткая и суровая.

Тогда мне было всего пятнадцать лет. Нам нравилось проводить время в лесу, недалеко от военного полигона.

В том лесу, на берегу реки, недалеко от танковой дороги, мы строили шалаши, жгли костры и купались. Спрятавшись от глаз взрослых, мы курили и выпивали. Иногда с нами ходили девчонки. Было весело. Мы развлекались, как хотели, насколько это было возможным. Можно ли назвать их друзьями? Это вопрос философский, даже скорее риторический. В их компании всегда было весело. Нас объединяла одна девчонка, моя первая любовь. Все мы были разные.

В той компании были четыре парня и одна девушка: я, мой одноклассник Женька, Мишка по прозвищу Шмель из соседней квартиры, Генка – одноклассник Шмеля и Девушка Полина, бывшая Генкина партнерша по бальным танцам.

Полина часто носила вызывающие наряды, что придавало нашей компании особый эпатажный шарм. Однажды во дворе нас назвали «шведской семьёй». В то время мы не понимали значения этого выражения. Лишь спустя несколько лет я осознал его истинный смысл. В округе тогда всем казалось, будто Полинка переспала с нами, со всеми, хотя это были только слухи. Эта девчонка стала для нас больше, чем другом. Она была нашим талисманом. Полинка говорила, что все беды и несчастья от недостатка близости, и прилагала все усилия, чтобы сделать себя и нас немного счастливее. Для кого-то близостью считалось просто быть рядом с ней, находясь в её окружении. Для кого-то это было чем-то бoльшим. Она была старше нас всего на год, но нам казалось, что об интиме Полинка знает абсолютно всё. Она была та еще «развратница». В нашем кругу Полина могла без стеснения сидеть и рассуждать о сексе, женской физиологии и контрацепции, тем самым просвещая и развращая нас. Она над нами смеялась, видя нашу реакцию. Мы вместе с ней смеялись друг над другом, не воспринимая ее насмешки всерьез. Информацию о половом воспитании Полина черпала из литературы по сексологии своей мамы. В то время это были очень редкие зарубежные книги.

Я рос в эпоху распада СССР, и меня всегда удивляло, что я привлекал к себе внимание окружающих, хотя и не стремился к этому.

Даже неформалом я стал уже после окончания школы.

Однако, несмотря на это, в учёбе я всегда был на виду у учителей, и на уроках меня часто спрашивали первым. Я был обычным пареньком из рабочей семьи, но почему-то всегда выделялся из толпы. Я высокий, спортивного телосложения. У меня были короткие густые русые волосы и серо-голубые глаза. Мне нравилось модно одеваться, и я выглядел чуть старше своего возраста.

Я привлекал внимание девушек, особенно их мам. В то время я считал, что если нравлюсь маме девушки, то это значительно увеличивает мои шансы на отношения с её дочерью. Поэтому я всегда старался быть предельно вежливым с матерью девушки, и это действительно работало.

Когда я приходил домой к девушке, чтобы пригласить её на прогулку, её мама была готова чуть ли не силой выпроводить дочку за дверь, лишь бы она пошла гулять именно со мной.

Мои родители получили эту квартиру, когда мне исполнилось шесть лет. Дом располагался в посёлке, в нескольких сотнях метров от лесополосы. Со стороны подъездов дома был двор и детская площадка, а за домом – небольшой сквер со скамейками, будто спрятанных в кустах черёмухи и сирени. Через дорогу от сквера виднелся большой яблоневый сад. Он был огорожен высоким забором из металлических прутьев.

То была большая территория одного известного медицинского центра. Через поле за медицинским центром проходила танковая дорога и скрывалась где-то в густом сосновом лесу.

Мы переехали спустя год, как сдался этот дом. Женька Важдаев и Генка Шабалин жили в этом доме с самого момента сдачи его в эксплуатацию. Мы с Женькой жили в первом подъезде, а Генка во втором. Генку я видел часто, но мы как-то не особо общались. А вот с Женькой сдружились. С ним мы попали в один класс и выпустились из школы по окончании девятого класса. Были ссоры и драки. Ругались и мирились. Всё как у обычных детей. Во втором классе у Женьки не стало отца. Он повесился, когда «поймал белку» после длительного запоя. И тётя Валя, Женькина мать, воспитывала сына одна. Женька был на половину казах по линии отца. Он рос весёлым мальчишкой, всегда умел смешно пошутить и мог разрядить обстановку. Он очень сильно любил цитировать фразы из советских фильмов или мультфильмов, даже в тот момент, когда его шутки были неуместны. Также он просто обожал сравнивать окружающих со знаменитостями или героями из кино. «О, смотри, дядь Вова на Никулина похож!» – Говорил он. И правда, я обращал своё внимание на нашего соседа дядю Вову и находил некое сходство с Юрием Никулиным. Потом мы с Женькой смеялись, в шутку, называя дядь Вову балбесом. С ним всегда было весело и интересно.