Народ встал в большой круг, и воины были заняты тем, что нарезали себе ладони. Выступавшая из ран кровь капала на землю, впитываясь в чернозем. Следом они встали в круг и взяли за руки друг друга. В центре с поднятым мечом стоял князь.

Хотелось бы сказать, что это именно я проходил обряд клятвоприношения, но нет, я от такого священнодействия освобожден. Да и делать подобный кровообмен, тоже не особо хотелось.

— Я, князь твой Иван Ростиславович принимаю клятву твою и даю свой обет ладить заботу и опекать тебя, как родного, — сказал князь.

— Принимаем клятвы! — заорала сотня глоток.

Князь поднял вверх меч в ножнах, ловким движением рук извлек клинок и торжественно поднял его на вытянутую правую руку вверх. Пафос, нет, скорее, торжественность происходящего зашкаливала. Даже я, человек из будущего, где крайне сложно уже чем-то удивить, впечатлился. И дело, наверное не в освещении, а вокруг множество воткнутых факелов создавали флер таинственности. Дело и не в словах, сказанных с огнем в глазах. Вся суть в энергетике, ею все вокруг насыщено.

Почему я не приношу клятву? Не по собственной воли я этого не делаю, а потому, что меня, оказывается, пока не принимает коллектив. Вот такая, тут вольница. Общество, своей самой значимой частью, не принимает, но и не вышвыривает к черту.

Почему на самом деле? Видимо, все еще, как карту сыграть меня хотят. А тут клятва, ее же не только давать нужно с честными намерениям, ее и принимаю честно. Так что лишнее доказательство, что я у волков. Вот только я не баран…

И я уже понимаю, к чему меня пододвигают — полному осуждению отца прилюдно, ну и по возможности, вызвать Богояра на поединок. Где, он может убить меня, и тогда сотник-предатель явно расстроится. Все-таки большинство, чье мнение довелось услышать, склонялись к тому, что отец любил меня, пусть и делал это так, что можно подумать о ненависти.

И получается, что он убивает меня и тем самым уже свершается месть Ивана Ростиславовича. Или же Богояр сам погибает, что по мнению большинства, крайне маловероятно. Вместе с тем, со смертью Богояра, так же месть свершается. Идеальный план возмездия, нарушить который могу только я своим отказом в нем участвовать. Но… тогда мне точно нет места и в этой дружине, да и в другие ходу нет, потому как, наверняка история с отцом и сыном, должна разлететься по всей Руси. Это своего рода, для местного населения, как очередная серия мегапопулярного сериала в будущем. Пропустить сюжет нельзя.

И тогда зачем какие-то клятвы? Нет, мог бы и я принять эту своеобразную клятву, тем самым несколько ее обесценив, но князь, или те, кто ему шепчет на ухо, решил прикрыться обществом и даже не мне, а через десятника Мирона сообщить, что клятвы не будет, но в дружине я остаюсь. Так сказать, у меня на новом месте работы будет испытательный срок.

Теперь понятно, почему Иван Ростиславович первым делом спросил меня о годах. Условно, конечно, но совершеннолетие тут приходит именно в шестнадцать и в этом возрасте происходит инициация в молодые дружинники. Получается, что я самый молодой в дружине, могу без клятвы до шестнадцати лет спокойно считаться новиком. Так что я и дружинник и не стеснен клятвой. Хотелось сказать, что сотрудник на удаленке, но, нет, самое, что ни на есть близкое общение.

— Братина! Братина! — закричали вокруг.

На середину поляны, окруженную множеством факелов, где и была произнесена клятва выносили большие котлы с чем-то сильно пахнущем и не так, чтобы вкусно, запах отдавал ячменем и житом.

— Кто такой этот Батька, которому клятву дают? Неужто то Пер… — я не успел договорить, обращаясь к Спиридону, как он прикрыл мне рот своей тщедушной рукой.

— Не произноси имя его! — прошептал, оглядываясь по сторонам, Спиридон.

— Вот тебе бабушка и Юрьев день! Неужто поганого бога воины поминают? — усмехнулся я.

— Много воев чтят Батьку заступника, в День Ильи Святого даже в храмах жгут лучины во славу Батьки. Не все, но поминают. Вои же, тут у них свои правила. Но поминают токмо при своих и тот, кто захочет, без принуждения, — сказал Спирка.

Не укладывалось у меня в голове такое вот странное двоеверие, но, как погляжу, местные хроноаборигены вполне себе принимают одновременное поклонение Исусу Христу и Батьке, это так Перуна называют. Имя произносить нельзя, поклоняться, стало быть, можно. Выверт сознания, но тут это норма.

— Ну, Владка, чего смурной? Али клятву не дозволили произнесть? Мо недостоин? — обратился ко мне Боброк, во всю веселясь.

— Зубы покажи, зверек? Полено погрызть дать? — это уже я отвечал.

Вокруг засмеялись, что удивительно и сам Боброк улыбнулся. У парня, ставшего только что полноценным дружинником, были особо развитые передние верхние зубы. Вероятно, что при рождении парня звали иначе, но когда прорезались зубки, у будущего дружинника князя Ивана Ростиславовича уже не было вариантов — Бобр, он и есть бобр.