Шрифт:
– Не знаю.
– Ларс! Скажи начистоту! Не доверяешь ему?
– А вдруг он не священник. А?
– Как?! Ты в своем уме? Его прислал епископ… Как его? Вылетело из головы имя епископа.
– Сердцем чую, замешан священник. Скоро он себя выдаст. Мы не должны подавать виду…
– Да у него полный костел на службах. Он и хворобу лечит. Вот приходил недавно узнавать, что да как.
– К кому?
– Что?
– К кому приходил?
– К Катарине моей. Не ко мне же…
– Запутано все. Чего он ночью у ведьмы сидел, за столом, как статуя? У меня голова ходуном ходит. Вот бабки говорят о каком-то наговоре, который ведьма перед смертью через руку передает…
– Слушай поменьше этих бабок. Бедный Иоахим, жалко мужика, плачет денно и нощно. Хромой ведь, а лазил по лесу, верил, что найдет.
– Да замолчи ты! – крикнул Ларс на пса, зарвавшегося лаем. – Да и от нас проку мало. Вон кобель мой надрывается – жена твоя вроде подошла…
– Уже прибежала! Вот принесла нелегкая…
– Здравствуй Катарина! – заговорил Ларс заискивающе.
– Марту позови! – потребовала Катарина.
– Болеет она…
– Чем заболела?
– Упала… вон во дворе… на голову жалуется. Просила не трогать ее…
Катарина давно поняла, что происходит в доме Ларса – не стала она теперь говорить о наболевшем, чтобы не принести Марте большего вреда.
– Ладно, скажи завтра зайду.
– Скажу-скажу. Ты вон забирай своего муженька, только не ругайся… не ругайся в моем дворе… И ты Юха, не горюй. Одного Иоахима в горе не оставим. Вот напасть то, а?!
Катарина развернулась и ушла.
– Вино у тебя славное. Получше, чем в погребах Ратуши. Ты пил их вино?
– Нет.
– Ну и правильно. Пусть ратманы пьют. Лучшие сорта винмейстеры всегда оставляют для себя. Ларс, ты это… Марту не бей, не виновата она и наследила она в доме может потому что выскакивала во двор когда пекла для тебя пумпушки всякие. Во двор выскакивала. Понимаешь? Во двор. Вот!
– А ты почем знаешь? – завелся Ларс.
– Да ну тебя!
Юханнес встал и поплелся со двора.
Глава 10
На третий день после похорон старухи Агнессы Кристина перебралась в ее дом на правах бывшей воспитанницы усопшей. С раннего утра и до раннего вечера она помогала стряпухам готовить для поминок еду и встречать людей, которые пешком преодолели длинный путь от города. Расстояние никого не смущало и не останавливало. Люди тихо приходили и тихо уходили.
Незаметно все стихло – закрылись двери зала и дома, за последними старухами. Кристина оказалась одна в двухэтажном старом доме. Здесь прошло ее детство, и с каждым предметом были связаны воспоминания. Мансардная комната, в углу как поднимаешься по лестнице, здесь все как прежде, кровать, сундук и миниатюрные окна выходят в лес, и за краешком леса виднеется поляна. Там она научилась однажды играть на сопилке. Это случилось в те времена, когда бродячие театры останавливались на поляне на ночевку. И старый музыкант подарил Кристине маленькую дудку, и сказал на прощание: «Жди рыцаря, девочка».
И чудилось ей, большеглазому созданию в ту пору: спешит, спешит к ней, по дремучим лесам, по заснеженным сопкам, он – ее отважный рыцарь. Его одежды покрылись снежным инеем. Но он слышит волшебный звук сопилки…
Вот-вот вынесет его ретивый конь на поляну, промчится навстречу ветру, чтобы забрать Принцессу из дома, увезти ее в далекий замок. И всегда в ее детских представлениях, на туманную или заснеженную поляну являлся черный рыцарь – и никогда она не видела его лица. Уличные скоморохи, ночами греющиеся у костров, языки пламени которых были похожи на шутовские колпаки, они тоже не могли ничего о нем сказать, но и не отрицали его существования, а некоторые даже видели его силуэт на фоне ночного неба.
Если поскакать к той пологой горе, чьи очертания видны за лесом, там рукой подать до сверкающих в снегах гор, до замков, где живут рыцари и их невесты. Но почему людская молва доносит вести, что в отрогах Гундеборду не рыцари – а нечисть, которую следует опасаться. Кристине не хотелось об этом вспоминать, но были сны, когда рыцарь наклонялся к ней с лошади и у него не было лица. Жуткие сны – она отгоняла их, но не могла выбросить из головы.
Она стянула верхнее платье, и поменяла свою нижнюю женскую рубашку, на ту, что ждала ее в сундуке. Рубашка немного не доставала щиколотки, закрывая икры и не доходила до запястья, хотя была широкой в рукавах. Такие рукава специально вышивались длинными для долгих девичьих сновидений, но детство позади и руки Кристины теперь смешно торчали тонкими запястьями.
Когда настала ночь, воспоминания детства растаяли как сон. На смену им пришли другие ощущения. Ночная прохлада, шелест деревьев, пение ночного соловья. Когда в окно стали биться мотыльки, слетевшиеся на свет комнатной свечи – перед ней предстали угрюмые лица людей, бывших в церкви и оглядывавшихся на улице, любопытные взгляды тех, кто приходил сегодня в дом. Голоса и шепот, шепот, шепот… Она долго не могла уснуть. На душе было тревожно. Пришлось сидеть на кровати, свесив ноги и упершись руками в подбородок. Она подкрадывалась к окну. Вдали стелилась поляна под низкими облаками туманов. Поляна притаилась в серой дымке, как завороженная. Может пришли снега, может болотом затянуло – картина, наблюдаемая Кристиной из окна, несла в себе какой-то жуткий смысл.