Мне не только интересно, как она себя чувствует, но и нужно знать, где этот ублюдок. Если я когда-нибудь увижу его...

— Да.

Слово эхом отдается в комнате. Словно зазубренный нож, разрезающий тишину между нами.

Я провожу рукой по волосам и делаю глубокий вдох. В груди становится тяжелее, и кажется, будто в этой комнате на нас давит невидимый груз. Ей очень тяжело, и я так хочу помочь, но не знаю, как. Я чувствую себя бесполезным и бессильным перед тем, что никто не должен терпеть.

— Пожалуйста, перестань так на меня смотреть, — шепчет она, отворачивая голову в сторону и глядя на дверь.

— Прости меня,

bebita. Я чувствую, что должен сделать что-то, чтобы помочь тебе, но я в растерянности, — признаюсь я.

— Того, что ты дал мне возможность рассказать тебе, и того, что ты здесь и слушаешь, достаточно, — наконец говорит она. — Я не прошу о жалости или о том, чтобы на меня посмотрели по-другому. Я достаточно сделала для этого сама. Моей маме и Деклану потребовалось время, чтобы начать улыбаться рядом со мной. Казалось, что каждый раз, когда я была рядом или они слышали мой голос, они застревали в этом бесконечном трансе жалости ко мне. Я уже смирилась с чувством вины, которое овладевает каждым, как только я ему об этом рассказываю. Мне надоело, что люди смотрят на меня как на сломленную, что им нужно ходить по пятам, когда я рядом. Я просто хочу продолжать жить дальше, не обращая внимания на чужие взгляды и жалость.

Я пытаюсь улыбнуться ей, но внутри у меня все разрывается. Она такая сильная, такая смелая, что говорит мне об этом. Я не могу представить, через что ей пришлось пройти. Не только изнасилование, но и последствия всего этого. Это разрушает человека, и никогда не бывает линейного графика, когда он снова начнет чувствовать себя самим собой.

Исцеление никогда не бывает линейным, и я это понимаю.

— Пожалуйста, не говори Розалии, — напоминает она мне.

Я киваю.

— Не буду, bebita. Но что я могу сделать?

Я хочу быть рядом с ней. Она выглядит измученной после того, как рассказала мне. Я хочу помочь ей любым способом.

— Обнять меня?

На этом ее голос срывается, и кажется, что ее стены медленно рушатся, и я без колебаний перехожу на кровать и притягиваю ее к себе.

Ее ноги все еще путаются в простынях, но она, кажется, не возражает, позволяя мне продолжать притягивать ее к себе. Ее голова ложится мне на грудь, я вдыхаю ее аромат и целую макушку ее головы. Мои руки крепко обхватывают ее, и я держу ее так в течение мгновения. Ее дыхание сбивается, и она пытается показать себя с лучшей стороны, но я не хочу, чтобы она пыталась это сделать в моем присутствии.

— Ты можешь чувствовать то, что тебе нужно, Клементина, — говорю я ей, прежде чем снова поцеловать ее голову. Ее тело немного расслабляется, выходя из напряженного состояния.

Ее спина слегка вздрагивает, и тогда я понимаю, что она всхлипывает. Но я ничего не говорю. Я глажу ее по спине плавными движениями и позволяю ей выплакаться. Мои собственные глаза наполняются слезами от всего этого.

— Со мной ты в безопасности, Girasol, — шепчу я, продолжая гладить ее по спине. Она еще сильнее прижимается к моей груди, и я прижимаю ее к себе. Я повторяю это снова и снова, пока она не перестает плакать.

Пока ей не перестанет быть больно за эту ночь.

Потому что я знаю, что ей должно быть больно каждый день. Что бы вы ни делали, о чем бы ни думали, над чем бы ни пытались работать, это просто то, что подкрадется к вам из ниоткуда. Вы можете готовиться к этому на все сто, но один случай может заставить вас рухнуть и упасть.

Как сегодня. Я никому не пожелаю такого. Я хочу, чтобы она всегда была в безопасности.

Мое сердце тянется к ней, и я вцепляюсь пальцами в ее кожу чуть сильнее, чем нужно, но она не отступает. Я хочу, чтобы она навсегда осталась в моих объятиях.

— Estoy a salvo66, — шепчет она так тихо, что я почти не замечаю этого. Я улыбаюсь и снова целую ее голову.

— Estas a salvo67, — повторяю я.

Глава 19

АРЛО

Клементина немного подремывает у меня на руках, и я почти засыпаю под ее милый храп.

Я не уверен, что ей вообще что-то снилось, но если да, то я очень надеюсь, что это было что-то хорошее. Мне трудно переключить свой мозг на то, чтобы не жалеть ее. Она этого не хочет и сама сказала, что это не поможет ей в исцелении.

Она одевается в одну лишь мою футболку, а я натягиваю на себя свитшот. Мы выходим из спальни и оказываемся на кухне под светом луны. Ее глаза опухли, как и все лицо от слез, но она все равно самая великолепная женщина, на которую я когда-либо смотрел.

— Что?

Она хихикает и направляется к холодильнику, открывая дверцу. Свет из холодильника освещает ее тело, как у ангела. Она достает бутылку с водой, закрывает ее, возвращается к острову и садится на барный стул.

— Ничего, мне нравится просто смотреть на тебя, — мягко говорю я.