Яркие, насыщенные оттенки красного вместе с чёрным, белым и золотым шли Зельде необычайно.

– Прошу сюда, мэм, – обратился сопровождающий к ней, и она польщённо зарделась, пробормотав, что от «мэмов до ледей недалеко».

Перед тем как ретироваться, сопровождающий указал нам на места, которые следовало занять. Даже на мой вкус, слишком близко к Его Величеству – а уж Зельда и вовсе растеряла привычную бойкость, скандальность и сгорбилась, точно пытаясь выглядеть меньше.

– Всё будет хорошо, – шепнула я и, нащупав её руку, сжала. – Зато мы скоро увидим Лайзо.

– Ежели он вернулся, так мог бы хоть матери-то весточку отослать, а то и заглянуть, – буркнула она. – Ишь, высоко вознёсся.

– Уверена, что дело не в этом… Тсс.

Церемония началась. А мне запоздало пришла в голову мысль, которую я до сих пор упорно гнала: что, если Лайзо избегает меня, потому что сильно пострадал? Вдруг у него ужасные шрамы от ожогов, или нет одного глаза, или…

«Неважно, – оборвала я сама себя. – Его бы это не остановило».

Но глупый, неуместный страх никуда не делся.

Зал – огромный, почти как тот, где проходил обычно маскарад – был заполнен почти на треть. Чаще всего мелькали военные мундиры. Но пришло и множество других гостей, разных сословий и достатка. В углу ожидал знака от распорядителя оркестр… и вот прозвучали фанфары, коротко и бодро, высокие боковые двери с позолотой распахнулись, и вошёл Его Величество Вильгельм Второй – такой же высокий, каким я его помнила; смуглый, в точности как прабабка, романская принцесса Исабель, с умными и спокойными тёмными глазами. Виолетта Альбийская смотрелась рядом с ним особенно нежной и хрупкой – с её-то рыжими волосами и бледной кожей.

– А вы-то вдвоём покрасивше будете, – шепнула вдруг Зельда, ущипнув меня в бок.

Я с трудом удержалась от смешка.

Перед тем как занять место, Его Величество произнёс речь – о храбрости и стойкости перед лицом трудностей и потерь, о родной земле, о том, как важно бывает выступить в защиту уязвимости, чтобы не допустить трагедии, о величии Аксонии и общей беде, сплотившей страну… Стыдно признаться, но я не слушала, потому что заметила, что с противоположной стороны зала приоткрылась дверь, кто-то выглянул – и потом скрылся снова.

«А если Лайзо там?»

Сердце бешено заколотилось.

Видно отсюда, конечно, ничего не было, но я ничего не могла с собой поделать – смотрела и смотрела, не пытаясь уже даже скрыть волнение.

– Благодарю вас за вашу смелость и проявленное благородство в год тяжёлых испытаний – и за то, что вы согласились сегодня разделить со мной радость от того, что война окончена, Алмания отброшена к своим границам и более никому не угрожает. Но победы бы не случилось, если бы её не выковали своими руками люди, для которых честь, достоинство и отвага – не пустые слова, – заключил наконец Его Величество. – Те, кто погиб, заслуживают вечной памяти и славы, на земле и на Небесах… А тем, кто сумел вернуться на родину, я рад воздать почести, которых они заслуживают.

Кажется, это был сигнал, потому что снова заиграли фанфары и в зал вошёл первый из героев, о которых говорил Его Величество. Увы, это оказался не Лайзо… и следующим стал тоже не он. С каждым разом, с каждым произнесённым именем волнение у меня нарастало, пока весь мир вокруг не заволокло зыбкое марево, а уши не заложило от звона. Наверное, поэтому я не сразу осознала, что происходит, когда дверь распахнулась снова, и Зельда сжала мою руку так крепко, что кости едва не хрупнули.

– Он… – выдохнула Зельда почти беззвучно. – Он, родименький, живёхонький!..

А ведь это и вправду был он.

Лайзо.

После той чудовищной катастрофы миновало уже четыре месяца; он всё ещё заметно хромал. Волосы отросли, но неравномерно, и с одной стороны были чуть длинней, чем с другой. Слева лицо покрывали тонкие шрамы, похожие на первый осенний лёд – от середины щеки до виска, и дальше к шее… Но это всё не имело значения.

Он был жив; он вернулся… и он улыбался.

– …лейтенант Лайзо Маноле! – грянуло, кажется, прямо у меня над ухом, стоило утихнуть фанфарам.

Я вглядывалась в него до боли. Замечала некоторую скованность в движениях, чересчур блестящие глаза; и серый мундир с золотыми нашивками – неужели «Осы»?

А между тем Его Величество Вильгельм Второй уже взял с бархатной подушки орден и начал говорить. Я слышала едва ли половину, хотя дурнота уже начала отступать и пол почти перестал крениться, подобно палубе тонущего корабля.

– …а также за смелость, проявленную перед лицом смерти, за самоотверженное служение Аксонии и усилия, приложенные для того, чтобы мир наступил; в благодарность за тысячи спасённых жизней здесь, в Бромли, и на фронте; за особые заслуги в разоблачении бесчеловечных намерений противника; за доблесть, послужившую всем нам примером… – Его Величество сделал паузу, и затем продолжил: – …Награждается орденом святого Игнатия первой степени, а также титулом баронета: отныне к нему надлежит обращаться «сэр Лайзо Маноле».