Мама, уезжай из Староалтайска, ответила ей Ника.

Но мама уезжать не собиралась. Она будто вросла в Староалтайск, не могла проститься с городом, в котором стала королевой дважды.

В кафе заходит женщина, с ней девочка лет двенадцати, обе над чем-то смеются. Они кажутся знакомыми — мать и дочь из «приюта», вдруг понимает Ника и улыбается.

— Я молодец, — тихо говорит она.

Она надеется, что мама с дочкой ей не чудятся.

Голова не болела с февраля. Ника даже завела знакомых в парке на Плотинке, они выгуливают собак, Ника выгуливает себя. Правда, ей все время кажется, что новые знакомые за ней следят. Поэтому она сближаться не торопится.

В шейпинге перерыв, по телевизору реклама: папа может, гремит оттуда. Никин телефон жужжит.

— Привет, — говорит Рома, когда она отвечает на звонок.

— Откуда у тебя мой номер?

— Мир не без добрых людей, — отвечает Рома. На фоне проезжают машины, свистит ветер. Похоже, Рома где-то на трассе.

— Понятно. Смотрю, ты стал звездой, — говорит Ника.

— Хорош, ну ты же знаешь, что я этого не делал.

— Да?

— Ну ты правда думаешь, что это я?

— Я в принципе не думаю. От думанья стареют. Чего бежал, раз не виноват?

— Никто не будет разбираться. Закроют, и все. Это дружочек твой, ему скажи спасибо. Я только ему звонил тогда.

Краем глаза Ника замечает, что за ее стол сели. Она поднимает голову, встречается взглядом со Светой.

— Тебе приходили еще письма? — спрашивает Рома.

— Какие-то приходили.

— И что в них?

— Ничего особенного. Спам.

Ника разводит руками в ответ на укоризненный Светин взгляд. Мол, от меня-то ты чего хочешь?

— Я никого не убивал. У меня много доказательств, — говорит ей Рома. — Я забрал ноутбук Китаева, там до хрена всего.

Забрал ноутбук — интересно, при каких же обстоятельствах? Опять вранье. Ника от него устала.

— Ты где сейчас?

Ника молчит. Света кивает, поправляет ворот платья, пачкая его алым, тоже ждет Никин ответ.

— Помоги мне, — говорит Рома.

На экране телевизора вновь машут ногами женщины в блестящих лосинах, за соседним столиком переговариваются китайцы, за окном на велосипеде едет мужчина в гавайской рубашке и шортах. За ним идет медведица. Наверное, ей жарко, с таким-то мехом летом.

Ника крутит в пальцах салфетку.

— Зачем мне это? Помогать тебе.

— Я в федеральном розыске. А тебя ищут неофициально. Я не думаю, что они просто поговорить хотят. И разве у тебя есть еще какие-то дела? — добавляет он.

Нике хочется сказать, что никаких.

Нике хочется продиктовать адрес, где она сейчас живет, сказать «приезжай». Сделать все, чтобы не оставаться в одиночестве, не вешать трубку, не прощаться.

Но идея эта так себе. Что будет, когда Рома узнает все, что ему нужно? Когда отомстит всем, кому решил мстить? Когда она в очередной раз спутает его с галлюцинацией? Когда его убьют? Когда его посадят? И — главное — сколько можно находиться в волглой дагаевской тени?

— Большой латте для Марины! — кричит парень за стойкой. Ника забирает стакан.

— Ника… — напоминает о себе Рома. — Ты мне нужна.

— Ничем не могу помочь. И я не Ника. Я — Марина.

— Это все, что ты можешь ответить?

— Будь осторожен, пожалуйста, — говорит она и вешает трубку. Светы за столом больше нет.

По телевизору показывают ухоженную женщину, она проводит рукой по волосам, локоны пружинят под ее пальцами. Время сиять, говорит она и улыбается.

Время сиять.

Эпилог

Помнишь, ты предложил мне съездить в горы? Я уже бывала там — ну, почти там, на границе с Республикой Алтай.

Как-то раз родители Андрея взяли нас, детей, с собой в поездку. Мы сели в душный уазик — родители вперед, а мы втроем на заднее сиденье, — опустили стекла и отправились на юг, к берегу реки Чарыш. Горы в той стороне походили на спящих зверей с впалыми боками, и мы ехали между ними медленно, словно боялись разбудить. Деревни прятались в их складках, а на горизонте горы теряли контуры, будто над ними в небе размыли акварель.

Мы въехали в село. Машину припарковали у небольшого пруда, в котором гогоча плескались гуси. Брат Андрея вытянулся на заднем сиденье и уснул — родители оставили двери машины открытыми, чтобы создать какой-никакой сквозняк. Они клеили на столбы объявления, потом заговорили с женщиной у магазина в конце улицы, вручили ей брошюру. Она посмотрела на нас, снова на родителей Андрея и пригласила их в дом.

Мы ждали, изнывая от жары. Андрей гусей боялся и сел на лавочку у неокрашенного штакетника, за которым шумели заросли крапивы и виднелась изба. Я села рядом. Спустя время на улице появилась старуха: она неспешно шла к нам от магазина с тканевой сумкой в руке, узкая, как воронье перо, в платке и легком платье по колено. На платье был узор, который мама называла «огурцы».