Нравилась ли ей такая жизнь? На этот вопрос Лизе ответить было трудно. Другой жизни она не знала. Вернее, знала, но прежняя жизнь была еще гаже. Если не считать прекрасной поры студенчества.

Сложность не в том, чтобы ответить на вопрос, зачем мы живем, говорила Светка, зевая, а в том, чтобы не задавать его себе. Все мы шлюхи в мире наживы. «Lots of money? Love story. Got no money? I am sorry». «Много денег? Лав-стори. Нету денег? Сорри» – кредо московского «Night Flight».

– А как же Гегель? – слабо возражала Лиза. – С его звездным небом над головой и нравственным законом внутри?..

– Это сказал Кант.

– Ну пусть будет Кант… Дело в данном случае не в имени, а в принципе.

– Гегель-Мегель! Они не жили в эпоху гедонизма. Музыку сфер заглушила попса. Звездное небо надо мной не видно из-под крыши машины, в которой меня разложили. А внутри меня лишь безнравственный член…

* * *

…А какое-то время спустя Светка просто исчезла, никто ее больше не видел. Одни говорили, что она вышла замуж за какого-то шейха – то ли арабского, то ли сибирского; другие трепались про Америку. Более прозорливые и безжалостно-реалистичные предположили, что она откинулась от передозы. Толик это называл нырнуть всухую. Но вот уж об этом Лайзе думать совершенно не хотелось. И она поспешно свернула эксперименты с наркотиками, пока не поздно.

Ну, почти завязала – курица не птица, Белоруссия не заграница, марихуана не наркота.

* * *

Так новая сцена жизни развернулась перед Лайзой целиком, четко, резко и ясно высвеченная неоновыми огнями. На ней она была новичком, но уже считала своими все эти бесконечные километры прилавков, суету площадей, клубы и магазины. А еще у нее был благосклонный пастух по имени Толик, который так же мог рассказать дикарке обо всех хитроумных проволочках, на которых держится изнанка вещей. Про всех актеров на сцене, назвать их имена и спектакли, в которых они играют. Он дал ей почувствовать, что она среди них не чужая.

Вообще, на её, Лизин, скоропалительный взгляд, Толик Узбеков был хорошим человеком. Девчонок своих не бил, не тиранил, относился к ним почти с братской любовью. Не то, что другие звери сексуальной эксплуатации женщин. Узбеков был просвещенным патроном. Он знал, что рабов надо держать в строгости, но истязать и калечить курочек, несущих золотые яйца, считал не разумным. Девочки понимали это и не наглели, не разбегались и не работали на стороне. Поддерживали самодисциплину и пестовали внутреннего редактора. Потому что знали, если Толик потеряет свое стадо, то ведь свято место пусто не бывает. Появится новый пастух, который, возможно, будет использовать кнут гораздо чаще, чем пряник.

К Лизе Толик Узбеков почему-то сразу проявил особую благосклонность. Впрочем, может, и не сразу, но проявил. Даже, казалось, он ухаживает за ней. Конечно, это все выдумки панельной романтики, типа того – проститутка нашла свое счастье. Просто, по-видимому, Толику Лиза нравилась как человек. А может, как неотесанная болванка, в смысле заготовка, из которой умелый мастер (о, сладкий яд тщеславия!) может выточить утонченную фигуру, этакую светскую блядь. Ну, блядь – не блядь, но гетеру. Которую будет не зазорно выпустить в высший финансовый свет.

В отличие от утонченно-интеллектуальной Светки, которая любила духовную и телесную пищу, привозимую с Востока, Толик был человеком простецким, где-то даже примитивным, как американец или итальянец. Не даром же он и кухню их любил.

Ему нравилось по выходным дням подъезжать к Лизиному скромному дому на своем шикарном спортивном «Феррари» ярко-желтого цвета, где было места только для двоих. Он вез раскрасневшуюся от счастья простушку в кино или зоопарк, а потом – в какое-нибудь маленькое кафе и угощал её там. Он ставил перед ней гамбургер, жареную картошку и стакан колы или пепси и молча смотрел, как она смущенно ест всю эту дрянь. Но для него-то, с полуголодного детства, выросшего на картошке, это была первоклассная жратва.

Однажды он подарил своей любимице обалденные часы фирмы Порше. Лайза была в восторге, часики – первый сорт! Хотя и не новые.

(Вообще-то часы подарил ей один сумасшедший иностранец, которого она эскортировала два дня. Но Лиза честно сдала в кассу и часы тоже. Все по понятиям. Просто Толик в тот день расщедрился).

Внутренний голос подсказывал ей, что не следует принимать подарки от людей подобного сорта, без серьезного душевного отклика со своей стороны. Но Толик успокоил, сказав, что это премия за хорошую работу с валютным контингентом.

Глава 3 ОЛИГАРХ ПОЧТИ НЕ ВИДЕН

Моя прекрасная душа. Моя прекрасная душа.

Моя прекрасная душа.

(Бреду из редакции, 3-й час ночи.

Кругом проститутки.)

Василий Розанов.

Несмотря на критические дни, Лайза решила все-таки пойти сегодня на работу. Потому что допустила опасное накопление долгов, с которыми нужно срочно разделаться. Это подобно нарыву, если вовремя не предпримешь меры – исход может быть самым печальным. Во-первых, нужно было заплатить хозяйке за аренду. Иначе вылетишь из квартиры, как пробка, и прощай евроремонт. А во-вторых, она задолжала Толику Узбекову полторы штуки баксов. Конечно, можно вернуть долг из своего «Стабилизационного Фонда», но не хотелось делать этого из принципиальных соображений. Начнешь потакать себе – покатишься по наклонной плоскости. Запас он и есть Запас. Раз возьмешь, два возьмешь – глядь, а никакого запаса уже и нет. А ведь жить придется и тогда, когда состаришься. Поэтому, работай, пока молода.