Шрифт:
– Мам, а мне обязательно надо это пить? – она недовольно сморщила нос.
– Да. Тебе нужно поспать. Завтра тебе понадобятся силы, – как ребенку объясняла ей мать.
– Уже сегодня, – буркнула Майя.
– Да, точно. Завтра уже наступило, – тяжело вздохнула мать.
С трудом проглотив противные капли, Майя прошла в гостиную. Как робот, легла на диван, обняв бархатную подушку.
– Я посижу с тобой, пока ты не уснешь, – мать присела рядом и легко прикоснулась к плечу.
– Ма, ты тоже рядом ложись. Я не хочу, чтобы ты уходила, – попросила ее Майя.
– Ты же знаешь, что у меня спина будет болеть, если я усну на диване, – мягко отказала мать. – Я буду рядом. Спи.
Присутствие матери успокаивало, и напряжение стало отпускать ее измученное, усталое тело. Тревожные мысли теряли объем и глубину и неясными тенями уходили прочь. Мать, слегка раскачиваясь, напевала ей любимую детскую песенку про черного кота. Знакомые мотивы привычно утешали и, качаясь на зыбких волнах дремоты, Майя провалилась в глубокий сон.
Мать тихо прикрыла за собой дверь. На кухне снова загорелся свет, загремели миски. Тихо зажужжал миксер.
Сквозь сон она почувствовала, как около дивана кто-то возится, топает и шлепает по одеялу крошечными ручками.
С трудом продирая глаза, она повернула голову в сторону непонятных звуков. Сквозь щель едва приоткрытых глаз проник ослепительный луч солнечного света и Майя поспешила снова прикрыть глаза. Как же хочется спать!
Чьи-то нежные пальчики коснулись лица и стали внимательно ощупывать ее нос.
«Мирошка, что ты тут делаешь? – пробормотала она. – Где твоя мама?»
И вдруг она вспомнила. Вера. Острое чувство тревоги дернулось глубоко в груди и леденящими пальцами вцепилось в сердце.
Майя усилием воли заставила себя открыть глаза. Мирошка уже двигался дальше по дивану, и путь был свободен. Почему солнце так высоко? Как же она могла так долго спать? Вера в лесу и ждет помощи, а она дрыхнет, как сурок. Дура! Она просто непростительная дура.
Ледяная вода из-под крана возвращала привычную бодрость. По зеркалу стекали капли, рисуя на ее щеках несуществующие слезы. Бледное, осунувшееся лицо, впадины черных кругов под глазами… Ни осталось и следа привычной легкомысленной беззаботности.
Досуха протерев лицо, она бросила полотенце в сторону и решительными шагами вышла из ванной комнаты.
Мать сидела за кухонным столом, безвольно сложив руки на столе, покрытом белой скатертью. На светлом фоне особенно отчетливо были видны вспухшие вены, синеющие из-под дряблой кожи.
На подносе высилась гора румяных пирожков. Ленка сидела напротив и меланхолично откусывала кусочки пышного теста.
– Мама, ты что, всю ночь не спала? А как же валерьянка? – всплеснула руками Майя, мельком поздоровавшись с Ленкой.
На бледном, без единой кровинки лице промелькнула грустная улыбка:
– Зато пирожков вам напекла в дорогу.
Майя кусала губы. Мать никогда не пекла по ночам, только в день похорон Сережи. Что на нее нашло? Усилием воли она отогнала тяжелые мысли и ласково кивнула:
– Тебе нужно поспать. Пойдем, я отведу тебя в комнату.
Мать послушно взяла предложенную ей руку. Ее дородное тело как-то усохло за ночь, а походка стала неуверенной и шаркающей, как у древней старушки.
– Укрой меня теплым одеялом, – попросила мать, – меня что-то знобит…
Майя заботливо накрыла ее стеганным одеялом и слегка прикоснулась губами к покрытому холодной испариной лбу.
– Ты немного поспи, а мы скоро приедем, – шепнула она.
Мать покорно закрыла глаза и повернулась на бок.
Прошло еще полтора часа, прежде чем внешне невозмутимо спокойная Ленка, резко вывернув руль, съехала на проселочную дорогу.
– Лена, может быть, я за руль? – обеспокоенно спросил Мишаня. – Ты сегодня сильно нервничаешь.
– Я в порядке, – процедила сквозь зубы Ленка.
– Ты даже Мирошку не поцеловала, когда оставили его у бабушки, – с укором сказал он.
Она повернула к нему темное, словно высеченное из базальта лицо и по слогам повторила:
– Я в порядке…
Под тяжелым взглядом жены он осекся и понял, что к ней сейчас лучше не соваться. Майя сидела молча, напряженно ощупывая взглядом каждую пядь покрытой сочной зеленью земли.
Подъезжая к стоянке, они заметили бордовый Опель, припаркованный под старым тополем.
Ленка вопросительно посмотрела на Мишаню. Тот неуверенно пожал плечами: