После мучительного судебного разбирательства, во время которого было не укрыться не только от сочувственных взглядов присяжных, но и от беспощадных описаний последних мгновений жизни Лоррейн, Фрэнк Дейгл больше года провел в добровольной изоляции, откликаясь лишь на ежедневные звонки дочери – Кристи считала, что отец убит горем. «Папа, сходи прогуляться, – советовала она. – Ты совершенно расклеился. Ставь одну ногу впереди другой, в буквальном смысле. Мама бы этого хотела».

В конце концов, просто чтобы отделаться от ее звонков, он начал каждое утро ходить по три с лишним километра до полуострова, где находился модный центр Портленда и куда в прошлой жизни он выбирался редко. В «Дизайнерском кофе» покупал макиато (Лоррейн сказала бы «понты») и шел с ним в книжный «Уодсворт», где, купив утреннюю газету, устраивался на излюбленном кожаном диване и наблюдал, как раскручивается день: Джейк стучит по клавиатуре, внося книжные заказы; Робин кормит новенькую в череде кошек, которым надо подыскать «родителя»; Марни, управляющая магазина, выволакивает на тротуар дребезжащую тележку с книгами.

Эта новая традиция ему неожиданно понравилась. В детстве Фрэнк любил читать, а запах здесь, черт возьми, был точно как в библиотеке, куда он ходил ребенком, и стеллажи тут были такие же шаткие, и заваленные книгами столы на массивных ножках тоже похожие.

Спустя примерно месяц у тележки с книгами отвалилось колесико.

– Ненавижу такие штуки, – проворчала Марни.

Хитроумное сооружение состояло из трех рядов слегка перекошенных двусторонних полок, забитых распродажными книгами.

Фрэнк оторвался от газеты.

– Крепления хлипкие, – заметил он. – Ничего удивительного.

– Ага, ненавижу.

У Марни изумительная темно-коричневая кожа, добрый взгляд дочери и непослушные черные волосы с золотистыми проблесками.

– И дверь неплохо бы починить, – сказал Фрэнк.

Она с подозрением оглянулась на дверь:

– А с ней что не так?

– Закрывается медленно. Коты могут выскочить на улицу.

На самом деле двумя котами раньше это уже проделал один сиамец с хвостом-обрубком, не кот, а самоубийца. Именно Фрэнк тогда, вскочив с дивана, заманил зверюгу обратно.

– Я считала, что двери вроде как закрываются в удобном им темпе, – возразила Марни. – Типа, у каждой своя скорость.

Фрэнк отрицательно покачал головой. У этих молодых, наверное, даже захудалого молотка не найдется.

– А еще, – осмелел он, – можно было бы ковролин закрепить у задней двери.

– Я как раз собиралась пришпандорить скотчем.

– Нет. Нужно закрепить как положено. И стены бы покрасить.

Они договорились на двадцать пять часов в неделю с минимальной зарплатой, и, только пожав Марни руку, Фрэнк осознал, что устроиться в книжный магазин разнорабочим с самого начала и было его целью.

Такого рода открытия он часто делал с опозданием. Подростком убедил сам себя заняться футболом, потому что того хотел отец, которого он любил. Его определили в линию защиты, но лишь исходя из физических данных, и при каждом столкновении он впадал в замешательство, каждый удар будоражил – Фрэнк Дейгл не был рожден для того, чтобы причинять боль. Лоррейн влюбилась в линейного защитника Фрэнка, который в душе был капелланом команды. Он дал ей любовь, терпение, стабильность и единственного ребенка. Дары эти пришлись не ко двору.

Новая работа спасала от мыслей такого рода, и к Фрэнку вернулось чувство, что он при деле, хотя раньше он и не понимал, что потерял его. Он снова начал читать и постепенно заполнил торцы стеллажей книгами любимых авторов: Ли Чайлд, Патрисия Корнуэлл, Пол Дойрона, которые, по его мнению, были отличными рассказчиками. Кроме того, он взял на себя заботу о нашедших в магазине прибежище котах и кошках, они привлекали публику и свободно разгуливали по всему помещению, несмотря на клетку с починенной дверцей. Книжный магазин помогал Фрэнку угомонить порой захлестывающие чувства, заставлял прошлое отступить и наполнял его юношеским энтузиазмом.

Дочь все-таки была права, он совершенно расклеился, вот только причины были другие.

Сегодня, стоя на коленях возле секции журналов и периодики, он красил истертую обувью планку. За спиной у него вежливо кашлянули – деликатное «кхм» издала Робин, веснушчатая любительница Фолкнера, которая руководила отделом букинистики.

– Фрэнк, – начала она, – у нас ЧП.

Его сердце заколотилось.

– Что такое?

– Борис не забирают. – Она со значением кивнула на подоконник, где коротала дни, свернувшись под лучами солнца в виде шапки-ушанки, теперешняя кошка выцветшего черепахового окраса. – Она у нас уже две недели, и ни одной поклевки.