Надо мной нависает тень. Его ладони легонько бьют меня по щекам.

– Пухляш… испугалась что-ли?

Резко открываю глаза и визжу во все горло. Парень шарахается, отклоняясь назад. Вскакиваю с травы второй раз за день, отпихиваю преследователя ударом ноги, и бегу забыв про все на свете в направлении бани. До нее остается всего ничего – метров десять. "Вернись, хуже будет!" – Миша догоняет меня. Хватаю стоящую у стены бани доску и кидаю в парня, провоцируя бурную плеяду громкого мата. Запрыгиваю на крыльцо бани, залетаю в первую попавшуюся дверь. Невезуха! Тут нет замка. Тяжелые шаги Миши уже в метре от меня. Ищу глазами спасение. Ну же! Хоть что-нибудь! Что угодно! Кочерга! Хвала небесам! Хватаю тяжелую железяку, сую ее в дверную ручку. И тут дверь подается назад – Миша добрался до нее. Но открыть ее у него не получится. Дверь крепко сидит в раме, придерживаемая кочергой.

– Выходи, мелкая сучка, – рычит парень, дергая дверь.

Тяжело дышу, опираясь спиной о деревянную стену. Закрываю глаза. Никогда так не бегала. Учительница физкультуры была бы мной довольна.

– Выйдешь сама, обещаю быть нежным, и не мстить за кота. Не выйдешь, включу сауну на восемьдесят градусов, так что будешь умолять меня, чтобы я тебя выпустил. Но в этом случае я буду тебя пользовать на свое усмотрение.

Вещает парень, по звукам, усаживаясь на пол рядом с дверью.

Оглядываю небольшое темное помещение. Да. Миша прав. Я в сауне. Окон нет. Сейчас тут прохладно. Она не включена. Забираю ковшом воду из деревянной кадки и жадно пью, все еще не в состоянии отдышаться. Дверь тут только одна. Выйти, обойдя Мишу не удастся. Может, остаться тут и ждать возвращения генерала? А что, не будет же он всю неделю в части? Как минимум до завтра я тут выдержу. Вода у меня имеется. Миша вряд ли выполнит страшное обещание и зажарит меня тут заживо. Не может же он быть совсем маньяком?

Подскакиваю от неожиданно загоревшегося в помещении света.

– Хорошо тебе погреться, пухляш, – за дверью слышится смех Миши.

Он включил сауну. Скоро тут станет жарко, и я, как он выразился, буду умолять его выпустить меня. Все-таки он маньяк.

Почему жизнь закинула меня в этот дом, к этому человеку? Как Алексей Витальевич мог оставить меня со своим сыном, разве он не знает, что вырастил помешанного на сексе эгоцентричного ублюдка?

Ложусь на верхний полог, пока в помещении не стало совсем жарко. В голову не приходит ни одной мысли о возможном спасении. Почему этот парень так жаждет переспать со мной? Я же не в его вкусе, я, как он выразился "оно". Хочет просто показать, что может сделать со мной, что ему вздумается? Показать свою власть надо мной? Это не так. Я ничего ему не должна. Он не имеет права требовать от меня чего-то, тем более сексуальных отношений, к которым я вовсе не готова. Я даже ног никогда не брила. Один раз чуть не поцеловалась с парнем, но убежала от страха. В детском доме надо мной посмеивались из-за этого. Грудь выдающегося размера привлекала многих ребят, однако после нескольких неудачных попыток завести со мной отношения, всем стало ясно, что Рита Молодецкая недосягаема для физиологической близости. Вот и Миша, как только посмотрит на мою грудь, становится маньяком. Что, груди никогда не видел? Не верю. Он похож на парня, который засыпает с одной девушкой, а просыпается с другой. Что-то мне подсказывает, что у парня с телом легкоатлета и ростом атланта не бывает трудностей с женским полом. Так почему же он гонялся все утро за толстой девчонкой, которая ему еле до плеч достает?

Хотя… Нельзя говорить так о себе. Я вполне симпатичная. Да, для моих ста семидесяти сантиметров роста вес в семьдесят семь килограммов, пожалуй, излишен. Вот бы скинуть килограммов десять, и я была стройная, словно лань. Но куда их скинуть то?

В сауне становится жарко. Отпиваю из ковша уже потеплевшую воду, ополаскиваю лицо и перемещаюсь на нижний полог. Неужели он меня тут уморит? Жалко себя. Вот так жила-была девочка Рита Молодецкая, дочь погибшего генерала Российской армии, не видевшая ни тепла матери, ни защиты отца, ни даже родного дома… замучена жаром сауны… Такую, что ли, напишут эпитафию? Не хочу умирать. Я еще многого не прочитала, много не узнала, не почувствовала. Первый курс педагогического факультета, первый поцелуй, первые посиделки с однокурсниками где-нибудь у костра с пением песен под гитару, первая любовь с приятными телу прикосновениями нежных рук. Слышишь, негодяй? С приятными телу прикосновениями нежных рук! Нежных – ключевое слово!

Поливаю не знавшее нежных прикосновений тело из ковша. Хорошо, что воды еще много в кадке, может, сжалится надо мной садист до того, как она закончится.

Есть хочу. И в туалет. Сложно сказать, чего больше. Пописать бы в уголке. Да стыдно, конвойный, сидящий с той стороны дверей, услышит журчание. Снимаю мокрые от пота штаны, чтобы не давили на мочевой пузырь.

– Слышь, пухляш, ты там как?

Голос за дверью уже не рычит. Спокойный такой голос. Даже заскучавший.

Молчу. Силюсь не заплакать. Обидно мне. Вот я никому никогда зла не желала. Всем всегда помочь хотела, принести миру что-нибудь светлое, сделать что-то значимое. А теперь сижу с урчащим желудком и полным мочевым пузырем, всеми забытая и никому не нужная. Разве что только этому гиганту, напавшему на рассвете, как фашисты, и то, только для его плотских утех.

– Кать, – Миша стучит в дверь, привлекая внимание, – ты живая? Че молчишь то?

Он думает, что я Катя? Гонялся за мной, как угорелый! В кровать затащить хочет! Но я для него Катя?

– Рита, – возмущаюсь, выливаю на себя еще один ковш воды.

– Кто?

– Я! – кричу, кидая ковшом в дверь, тот обидно дзинькает, попадая в кочергу, и с глухим звуком приземляется на толстые доски пола. – Я Рита!

– Че, серьезно?

"Что" надо говорить. Разчекался он тут. Нелюдь необразованная!

– Я был уверен, что ты Катя. Тебе бы пошло это имя.

– Ох, извини, что меня не назвали, как вашему величеству было бы угодно, – кричу.

Подхожу к двери, поднимаю пострадавший ни за что ковш. Мне снова нужно попить. Тут становится совсем трудно дышать. Пинаю по двери, мысленно прося у нее прощенья.

– Да мне плевать, как тебя зовут. Ты выходить собираешься?

Не собираюсь я никуда! Помру тут, так и не узнав ничего в жизни хорошего.

– Давай же, – голос Миши становится ласковым, – я же слышу, как ты еле дышишь уже. Ну что тебе надо, чтобы ты вышла?

Нет бы извиниться за свое маниакальное поведение и гарантировать мне неприкосновенность. Напал, преследовал, обещал заставить умолять, угрожал, а теперь равнодушно интересуется, что мне надо?

Ложусь на пол и запеваю с горя одну из любимых песен Серьги "А что нам надо":

Выдох, вдох. Хорошо дышать,

Черный горох да нелегко глотать,

Пуля и ствол – нажал и разошлись,

Где добро, где зло – попробуй разберись!

А что мне надо? Да просто свет в оконце,

А что мне снится? Что кончилась война,