Нет, не может быть! Только не это, только не сейчас, в мгновения его высшего упоения и блаженства долгожданной мести! Ты снова меня преследуешь Васильков!

Захлебываясь от пробудившейся в нем ненависти и жажды крови, проклиная все на свете за то, что судьба в очередной раз желает безжалостно над ним посмеяться, Красовский с трудом взял себя в руки, гоня прочь черные мысли и обуревавшие его сомнения. Он не мог, не имел права показывать своим подчиненным, что появление на в секторе контр-адмирала Василькова и двух его верных цепных псов повергло его в смятение.

– Господин вице-адмирал, входящий сеанс связи, —взволнованно доложил по интеркому дежурный, переведя взгляд на Александра Михайловича. – Запрос на аудиовизуальный контакт в прямом эфире с мостика тяжелого крейсера «Одинокий».

Красовский невольно скрипнул зубами, поневоле сжимая кулаки

– Соедините нас, лейтенант, – коротко бросил он, напряженно застыв в командирском кресле.

– Ну, здравствуй, Александр Михайлович, – холодно улыбнулся я, бросив на вице-адмирала испепеляющий, исполненный лютой ненависти взгляд. На моем же лице не дрогнул ни один мускул, однако в глазах плескался неприкрытый вызов вперемешку с презрением и отвращением. – Как же долго я искал встречи с тобой, и вот этот прекрасный день настал! Смотрю, зубы новые вставил?

Это был удар ниже пояса, и Красовский непроизвольно дернулся, словно от пощечины. Я прекрасно знал, как щепетильно и ревностно Александр Михайлович относился к своей холеной внешности. И про историю с выбитыми зубами тоже был наслышан, когда наш общий знакомый Демид Зубов, славившийся своим крутым нравом и несдержанностью, в пылу одним ударом лишил бедолагу нескольких передних зубов, заметно подпортив роскошную белоснежную улыбку нашего покорителя дамских сердец. Поэтому сейчас я, не церемонясь и не выбирая выражений, намеренно бил по самому больному, стараясь вывести своего визави из равновесия и спровоцировать на опрометчивые действия.

Говорят, в гневе люди часто совершают ошибки и допускают непростительные промахи. На это я, собственно, и рассчитывал. Однако Красовский, даром что был отъявленной сволочью и беспринципным негодяем, оказался не так-то прост. Лишь на мгновение в его глазах промелькнула ярость загнанного в угол хищника, но в следующий же миг вице-адмирал овладел собой, напустив на себя личину благородного оскорбленного достоинства.

– Я тоже искал тебя, Васильков! – зашипел он, словно потревоженная кобра, впиваясь в меня полным бешенства взглядом. Его лицо побагровело, желваки гневно заходили на скулах, выдавая с головой сдерживаемую ярость и жажду мести.

– Да неужто? Если так, то хорошо… Готов ли ты к смерти, предатель? – процедил я, бросив на Александра Михайловича взгляд, полный ледяного презрения и неприкрытой угрозы. От моей зловещей ухмылки, казалось, повеяло самим дыханием могилы. – Или снова трусливо сбежишь, поджав хвост, как ты обычно и поступаешь в критических ситуациях?

Лицо Красовского, и без того уже пунцовое от полыхавшей в нем ярости, стало совсем багровым, под стать переспелой свекле. Глаза вице-адмирала метали молнии, а голос теперь звенел от плохо сдерживаемого бешенства:

– Ложь! – истошно взвыл он, брызжа слюной прямо на объектив камеры. – Подлая ложь и злостный поклеп! Да будет тебе известно, что я в своей жизни никогда и ни от кого не бегал!

По лицу Александра Михайловича было видно, что он и впрямь уязвлен моими дерзкими попреками до глубины души. Еще бы, ведь в офицерской среде космофлота весьма трепетно относились к собственной репутации. Даже малейший намек на трусость и малодушие мог подорвать твой авторитет.

– Да неужели? – язвительно протянул я, надменно вскинув подбородок и обличающее воззрившись на задрожавшего от гнева и унижения вице-адмирала. Всем своим видом я давал понять, что ни на грош не верю лживым оправданиям этой продажной твари. – А мне вот сдается, что твоя память стала тебе отчаянно изменять, друг мой. Коль скоро ты возомнил, будто никогда не бегал от схватки…

Я сделал небольшую паузу, смакуя повисшее гнетущее молчание и упиваясь затравленным выражением, проступившим на перекошенном от злости лице Красовского. Александр Михайлович был буквально на грани того, чтобы взорваться от полыхающего в нем гнева. Но пока вице-адмирал, невзирая на клокотавшие внутри него страсти, все же умудрялся сдерживать себя. Однако я твердо вознамерился довести дело до конца и окончательно вывести моего соперника из равновесия.

– Насколько я помню, а память у меня всегда была превосходной, в отличие от некоторых, – ехидно усмехнулся я, не прекращая издевательски буравить взглядом физиономию своего визави, – ты по меньшей мере дважды отказался от дуэли со мной… Ну а совсем недавно, ты, насколько мне известно, так и не ответил за тяжкое оскорбление действием, нанесенное тебе Демидом Зубовым… Хотя, казалось бы, любой уважающий себя офицер и дворянин просто обязан был потребовать сатисфакции с обидчика. Или ты уже разучился держать в руках оружие?

Говоря все это, я прекрасно отдавал себе отчет в том, что наш разговор сейчас слушают не только на мостиках наших флагманов, но и на кораблях 10-ой «линейной». И, судя по отчаянно заполошному взгляду Александра Михайловича, беспорядочно метавшемуся по сторонам, до него тоже начало доходить, в какой пикантной и щекотливой ситуации он оказался волею судеб. Ведь если сейчас вице-адмирал дрогнет, стушуется перед дерзким выскочкой, то есть передо мной, или попытается как-то замять возникшее недоразумение, то тем самым он только еще больше уронит себя в глазах подчиненных.